Некроманты, алхимики и все остальные (Сборник)
Шрифт:
Ромиш согласно кивнул, поправил свободные, широкие рукава. А на меня опять накатила тошнота.
Сквозь муть, заливающую сознание, я вслушалась в церемониальные, четкие слова старого налера.
— Моя радость безбрежна, как море, принадлежащее богам. — Подбитые костью подошвы сапог Раттиара звонко щелкнули по полу, когда он приблизился к первому из застывших в покорном ожидании подданных. — Встань и скажи свое имя.
Шелест одежды.
— Реен Арреш, саеш Пирты.
Серебро на темно-зеленом, насколько я помню… Самый большой после Жемчужины остров. Почему он здесь?
— Дозволяю, — и еще один шаг,
Голоса уплывали куда-то вдаль, а мраморный пол перед глазами расплывался, превращаясь в белое, расплывчатое пятно. Тонкие серебристые прожилки на камне превращались в тонкие иглы, впивающиеся в слезящиеся от боли глаза.
— Первый капитан Тарина…
— Дозволяю тебе хранить домашний камень Тарина…
Щелчки шагов приближались. Стиснув руки так, что короткие ногти до крови впились в кожу ладоней, подняла взгляд. Я имею право здесь находиться, потому что — первый, и единственный, капитан Ситара! Тошнота немного отступила. Подняв взгляд, успела заметить, как, чуть покачнувшись, поднялся мой господин. Глядя в черные глаза и неприятно кривя губы, он сказал:
— Кэрдан Ромиш Тьелегрин, саеш Ситара.
Я не вижу, конечно же, как тонкие губы складываются в усмешку, а просто знаю, что вот это чувство, пойманное мною, горьковатое облегчение и настороженная готовность принять или отбить удар, вызывает на его лице именно такое выражение. Тонкое, легкое, как вуаль, презрение, неуместное при общении с облеченными властью.
Тихий шелест одежды подсказал, что в небрежно протянутую руку легли извлеченные из рукава бумаги. Присутствующие, кажется, затаили дыхание. Хруст вскрываемого конверта разнесся в застывшей, напряженной тишине светлого зала. Или мне это только показалось? Восковая печать, раскрошившись, разноцветными крошками рассыпалась по мрамору, сине-желтые комочки на миг обернулись каплями крови. Сморгнув, прогнала странное видение. Это не страх, уже нет, просто напряженное ожидание. И я просто считаю мгновения. Когда же все закончится и как? Хочу домой.
Раз — и по щелчку пальцев нас окружила стража.
Два — и голос Раттиара, колокольным звоном отдаваясь в голове, подарил почти свободу:
— Прекрасные новости. Дозволяю тебе хранить домашний камень Ситара. Ты выдержал испытание.
Три — гулкое молчание. И:
— Встань, капитан.
Это мне? Подняв голову, поймала повелевающий взгляд. Да. Одним плавным движением поднялась, замерев рядом с Кэром. Тот покосился на меня, на миг ободряюще прикрыв глаза.
— Твое служение безупречно и преданность достойна вознаграждения…
Что только что было произнесено? Не верю. Воздух в груди закончился, и горло свело судорогой удивления. Судорожно вцепившись в жесткую расшитую ткань, хрипло выдавила:
— Верность и честь дома Тьелегрин никогда и никто не подвергал сомнению.
— Кому же принадлежит честь Тьелегринов? — склонив голову, Рагтиар улыбнулся. Холодно, расчетливо.
Но в странный диалог вступил мой господин:
— Честь принадлежит роду, род принадлежит Ожерелью, Ожерелье рождено морем, море же создано богами и есть часть мира. Тьелегрины верны миру.
Я выдохнула, чувствуя, как распускается затянувшийся в груди холодный узел страха.
— Смело сказано. Так что же получит в награду Дом, хранящий Ситар? — Властелин Жемчужины склонил голову, делая вид, что задумался. — Традиционно наградой за верную службу служит очередное поручение. Готовы ли вы, мой саеш? А вы, капитан?
— В меру наших скромных сил, — отметил Кэр, кланяясь.
— Ну что же… позже вы узнаете.
Не договорив, саеш двинулся дальше. А стража так и осталась на месте, отделяя нас от разливающейся вокруг зависти. Чему завидуют эти люди, почему злятся? Милость владык непостоянна, и за нее тоже приходится платить.
На каменных, так напоминающих высеченные в скалах портреты лицах воинов не дрогнул ни единый мускул, руки расслабленно лежали на рукоятях отделанных синей инкрустацией ашшеров. И мы стояли, все то время, что потребовалось Раттиару, чтобы завершить круг, поднимая подданных с колен, а этим самым подданным — многозначительно переглядываясь, выйти из беломраморного, залитого солнцем зала.
Кончиками пальцев касаясь рукава одеяния Ромиша, я чувствовала сотрясающую его мелкую дрожь. Ну же, быстрее… нам нужно принять противоядие, сменить повязку, отдохнуть. Но кого я осмеливаюсь торопить, пусть и мысленно? Да хоть всех морских демонов! Это мой долг — позаботиться о человеке, связанном со мною венчальными браслетами. А все прочее…
Будто услышав мои мысли, саеш Жемчужины резко обернулся и повелительно взмахнул рукой. Двое стоящих перед нами воинов разошлись, открывая дорогу. Вцепившись в мое плечо, Кэрдан сделал первый шаг. В странное, полное неизвестности будущее. Наше общее будущее.
Это будущее… будущее, которое началось с залитого кровью пола и безвольного тела попытавшегося предать Ожерелье ближайшего родственника и соперника саеша Раттиара, Иттинара, продолжилось сорванными с шеи трупа Корабелами. Пронеслось по моей жизни дюжиной кораблем, отданных в полное распоряжение Ситара, почти сорвалось в пропасть вместе с взбунтовавшейся командой и разлетелось в щепки вместе с потопленной шиккой, не пожелавшей принять моей руки.
Оно замерло в преддверии штормов, когда малая эскадра Тьелегринов вышла навстречу неуклюжему посольскому кораблю. Разметалось ветром вместе с морийскими охотниками, так и не научившимися опасаться моего вымпела. Прошипело разъяренной змеей, когда Кэрдан ласково разъяснял пришпиленному моими стрелами к корме лорду, главе ронийского посольства, что случится, если нарушить кое-какие клятвы и оскорбить при этом капитана эскадры.
Подмигнув жалко выглядевшему на фоне великолепия Жемчужины дядюшке, вернуло его надежды неисполненными.
Будущее согревалось в жарких объятиях, среди шелков и бархата дворцовых покоев Жемчужины, пряталось в холодных башнях замка Ситара, купалось в лазурных волнах, неспешно набегающих на усыпанный золотистым песком берег, разлеталось стружкой на верфи, пропахшей свежей древесиной.
Оно казалось бесконечным, как море…
Стоя за штурвалом «Листы», первой шикки в эскадре, провожающей посольство и моего супруга до пустынных берегов Ронии, я все так же смотрела в будущее. Оно было неразрывно связано с местом, являвшимся моим домом, с назначенным мне судьбой долгом, с мужчиной, по воле судьбы доставшимся мне в супруги. Подлинный домашний камень — это не кусок зачарованной скалы, это… все вместе. Это жизнь, которую мы вместе строим.