Некровные узы
Шрифт:
— Приговор вынесут в течение часа, — сообщает недовольный старческий голос на другом конце провода. — Ко мне есть ещё какие-то вопросы?
— Никаких, Флойд. По крайней мере, сегодня.
— Мерзкий кукловод, — шипит динамик, — надеюсь, Иисус будет справедлив, и сотрёт твоё присутствие с лица земли в самое ближайшее время. Ты ублюдок, Мерфи, грязный шантажист…
— Ты бы попросил Иисуса даровать тебе чистую совесть и, возможно, тогда никогда не услышал обо мне. А пока этого не произошло, придется тявкать и приносить тапки по моей команде. Будет грустно увидеть тебя в одной камере с Колтоном. Хотя кого я обманываю — вид ваших сморщенных продажных задниц в тюремных робах доставит мне огромное удовольствие.
Не
— Зед, — наговариваю на ходу в динамик, — подгони машину к входу.
За четырнадцать лет вращения в криминальных структурах, мои нервы закалены до состояния стальных прутов. Это не бравада, а жизненная необходимость: когда изо дня в день привык просыпаться со смертоносной красной точкой на лбу, такие вещи как волнение и нервозность исчезают со склада эмоций. Рано или поздно ты просто миришься с объективной реальностью — там, где крутятся большие деньги, всегда ошивается смерть. Когда подписываешь сделку с дьяволом, заранее знаешь, что он заберёт твою душу. Так к чему напрасные тяготы? Таким, как я, повезло больше остальных. У меня достаточно денег и мозгов, чтобы отсрочить нежеланную встречу как можно дольше.
Но пока английский катафалк несёт меня к зданию суда, я всё явственнее ощущаю забытое дребезжание в нервных клетках. Словно перенёсся в прошлую жизнь, когда ещё умел чувствовать. Волнуюсь из-за встречи с ней? Вряд ли. Последний раз я видел Тину Эрриксон, когда ей было шестнадцать. Это произошло на выставке в художественной галерее моей знакомой. Селена регулярно присылает мне приглашения на каждое значимое мероприятие, и я благополучно отправляю их в урну. Меня не интересует искусство и не интересуют напыщенные рожи, вдумчиво гипнотизирующие взглядом чью-то мазню. Но когда мой человек сказал, что дочь Колтона будет там, я не удержался. Тина стала моим необъяснимым наваждением с тех пор, как я впервые её увидел. Не знаю, в чём причина и, честно говоря, никогда не утруждал себя выяснением, но факт остаётся фактом: в моём офисе есть целое досье на неё. Сотни фотографий в каждый год её жизни, увлечения, любимая еда и места, где она любит бывать. Я знаю об этой девушке всё. В моём нынешнем доме даже есть спальня, которую специально для неё спроектировал дизайнер. Потому что в ту секунду, как она обратила на меня свой наивный детский взгляд, я знал, что во что бы то ни стало буду обладать ей. Как коллекционер, который увидел автомобиль, существующий в единственном экземпляре, захотел его себе в гараж. Разумеется, я не собираюсь на нём ездить - достаточно того, что я владею им безраздельно и всегда могу на него посмотреть.
Когда «Роллс-Ройс» подъезжает к зданию суда, я бросаю взгляд на часы. Процесс должен закончиться с минуты на минуту. Я планирую перехватить Тину сразу, как только она выйдет. Я и так ждал слишком долго.
— Со мной, Зед.
Мы знакомы с Зедом двадцать два года. Кто мы с ним друг другу? Я бы не назвал нас друзьями. Дружба — обесцененный атавизм, пафосное название для совместного времяпрепровождения людей, объединённых ничего не значащей симпатией. На деле, никто из так называемых друзей не готов поступиться собственными интересами ради другого. Зед же готов за меня умереть — я за него тоже. Так к чему фальшивые ярлыки?
На улице внимание привлекает назойливый шум. Проследив его источник, вижу съёжившееся бледно-зелёное пятно с разметавшимися светлыми локонами, вокруг которого, щёлкая затворами
Миновав длинный ряд ступенек, я оказываюсь в эпицентре надругательства падальщиков над раненой жертвой. Тина явно упала и, судя по её безвольно опущенным плечам, боится подняться, осыпаемая градом вспышек и ядовитых вопросов. Холодное спокойствие мгновенно сменяется горячим желанием убивать. Я чудом удерживаю себя от того, чтобы не столкнуть двух особо крикливых шакалов лбами и успокоить поднявшееся раздражение хрустом ломающихся черепных костей.
— Оставьте девушку в покое, — обрываю лай гиен. – Сейчас вы удалите все снимки с камер, подберёте своё дерьмо и свалите отсюда. Мой помощник за этим проследит. Если хотя бы одна фотография того, что здесь произошло, попадёт в ваши паршивые газетёнки, я лично позабочусь, чтобы ни один из вас не нашёл работу в этом штате. Надеюсь, ясно выразился?
Мародёрские морды моментально переводят взгляды на меня, не удосужившись вытравить голод из своих продажных зрачков. Ещё не поняли, что сегодня им не удастся полакомиться падалью. К их несчастью, Зед прекрасно умеет объяснять.
Распростёртая на граните фигура с глухим стоном поднимается на ноги, и я переключаю внимание на неё.
«Тина Эрриксон, восемнадцать лет. Рост пять футов семь дюймов. Волосы светлые, глаза зелёные», — вспыхивает в голове запись из её досье. Все эти сухие слова и цифры имеют мало отношения к тому, что я вижу перед собой. Второй раз за последние два года и второй раз за этот день в коре моего душевного спокойствия намечается брешь. У меня снова нет достойного объяснения этому. Да, эта девушка красива. Очень. Но за свою жизнь я перетрахал так много изысканных экземпляров женского тела, что ещё одним образцом меня не удивить. Не считая подростковых увлечений, женщины никогда не вызывали во мне ничего, кроме желания использовать их для удовлетворения естественных нужд организма. Я не вспомню их лиц, даже если столкнусь нос к носу в переполненном лифте. Знаю только, что эти лица красивые. Если есть из чего выбирать — я всегда выберу лучшее.
Тина краснеет и неловко дёргается под моим взглядом. Я не считаю нужным его скрывать — в конце концов, я осматриваю свои владения. Белая, почти прозрачная кожа с голубыми ручейками вен, испуганные зеленые глаза, слабая, едва заметная россыпь веснушек на носу и, в противовес этой трогательной невинности порочный рот с пухлыми розовыми губами. Пальцы сами тянутся прикоснуться к ним, чтобы кожей ощутить их упругость. Сжимаю руку в кулак, душа в нём порыв, пока спускаюсь ниже, к треугольному вырезу барби-свитера, обтягивающего соблазнительно округлую грудь. Определённо, малышка Тина изменилась за последние два года. Член болезненно дёргается под молнией брюк, и я даже немного расслабляюсь. Чувство вожделения мне гораздо понятнее и ближе, чем этот странный трепет и непрекращающееся желание придушить голыми руками каждого при взгляде на её окровавленные колени.
— А вы кто вы такой? — отвлекает от созерцания раздражающее шипение медийного стервятника.
— Я, Алекс Мерфи, — с наслаждением вбираю в себя изумление в глазах моей собственности. — Дядя и опекун Тины.
*********
Оказавшись со мной в машине, Тина нервничает, вызывая садистское желание засмущать её до румянца на белоснежной коже груди. На заднем диване полно места, но она буквально вросла в обшивку двери и испуганно таращит на меня свои бэмби-глаза. Даже на таком расстоянии я чувствую её запах — лёгкий аромат жасмина и розовых лепестков. У меня стоит всю дорогу, и план поставить коллекционный автомобиль в гараж, с грохотом летит в тартарары, потому что от желания задрать её дурацкую школьную юбку и трахнуть прямо в салоне мне физически больно. В ушах порочным гимном играет музыка её стонов, когда я мысленно я наматываю на кулак волосы Тины и врезаюсь между белоснежных бёдер.