Неласковый отбор для Золушки
Шрифт:
Цех, где я очутилась, выглядел странно. Не квадратное помещение, а вытянутое, с покатым сводчатым потолком. Стены и пол – не цементные, а из грубой каменной кладки. Больше похоже на катакомбы из исторических фильмов, чем на советский завод. Или на старинный замок.
В конце этого длинного туннеля брезжил свет. Вот это и вовсе странно. Откуда освещение в заброшенном здании, где нет электричества?! И вообще свет больше походил на дневной, чем электрический.
Я пошла вперед, молясь не встретить своих "приятелей"-гопничков. Чем ближе подходила, тем ярче сияло снаружи – как будто солнце светило прямо в дверной проем… А ведь на улице почти ночь.
С опаской высунулась наружу. В глаза ударило солнце. Я зажмурилась, а потом поднесла к лицу ладони и приоткрыла глаза сквозь растопыренные пальцы.
Больше никаких сомнений – на улице полдень, а солнце светит в глаза. Но как такое может быть?! Я упала в обморок, провалялась всю ночь и только что пришла в себя? Не помнила, как очнулась и встала, мне только показалось, что я бежала и бежала, не останавливаясь?!
Да, видимо, так и есть. Вот почему сердце билось так спокойно. Я лежала, а не бежала. Слава богу, гопники меня не нашли и утопали ни с чем. Теперь можно спокойно вернуться домой. И сразу в больницу – не дай бог, сотрясение. Вечером опять репетиция, я должна быть в форме. И больше никаких троллейбусов – сразу вызову такси.
С такими мыслями я сделала два шага вперед, отняв ладонь от лица. И с криком отшатнулась назад. Еще шаг – и я рухнула бы с высоты метров тридцать. Откуда она взялась на двухэтажном заводе, подумать не успела. Небо закрыла огромная тень, что-то царапнуло по плечу, а потом опрокинуло навзничь.
Глава 2
Пронзительный, нечеловеческий визг оглушил, едва не разорвав перепонки. Тень, сбившая меня с ног, пронеслась мимо, развернулась… и я увидела жуткую морду настоящего чудовища. За мордой – черное, блестящее, будто лакированное тело, похожее на коня... но только с огромными перепончатыми крыльями.
Мой тембр и певческая стилистика больше всего напоминали Эллу Фицжеральд. Но звуки, которые я издала, увидев черное крылатое чудище, вытянула бы только Мария Каллас… если бы вдруг запела, как Ольга Кормухина.*
*Элла Фицжеральд – джазовая певица с низким "бархатным" тембром. Мария Каллас – один из самых высоких оперных голосов в мире. Ольга Кормухина – рок-певица с техникой исполнения "расщепление", когда голос звучит хрипло и надрывно, как бы "подрыкивающе". Насладиться голосами всех упомянутых певиц можно в свежем посте моей группы ВК;)))
Монстр прянул ушами, втянул шею и зашипел. И тут я поняла, что наделала. Он ведь сам визжал точно так же. И теперь, наверно, принял меня за соперника, посягнувшего на его территорию.
В ужасе я поползла назад, прочь от жуткой уродливой морды. Подо мной что-то треснуло и расползлось. Вместо удобных джинсов на мне откуда-то взялось платье из тончайшего шелка. И оно не выдержало трения о грубый каменный пол. Последнее, что я могла сейчас сделать – заморочиться над этой несуразностью.
Чудище приземлилось на пол. Сделало шаг ко мне, и еще. Еле удержалась, чтобы опять не завопить. Пыталась отползти дальше от него – тщетно. А потом оно вдруг согнуло переднее ноги и опустилось на колени.
Не успела обалдеть, как с его спины спешился мужчина. И вперился в меня таким же жутким и яростным взглядом, как у его леденящей душу лошадки. В панике я и не замечала, что у монстра есть всадник. Зато теперь не заметить его было сложно.
Высоченный, широкоплечий, по пояс обнажен. От тяжелого дыхания грудь вздымалась; упругие мускулы перекатывались, блистая на солнце. А дышал он тяжело от злости – таким гневным и разъяренным был его взгляд. Ярко-синие глаза сверкали, как острия джедайских клинков. Готовые пронзить меня насквозь. Копна густых светло-русых волос в солнечных лучах отливала золотом.
В иное время, в иных обстоятельствах я бы потонула в восторгах, разглядывая такой совершенный образчик мужской красоты. Сейчас никакая красота меня, мягко говоря, не трогала.
– Кто ты и зачем вылезла сюда, пока я выгуливал своего илано?! – рассерженно спросил этот брутальный красавец звучным раскатистым баритоном.
В голове молнией прорезались встречные вопросы. Куда – сюда? Какого илано? Кто он сам и что это за зверь? И да – куда я вылезла?!
Я не вымолвила ни слова. Слишком непонятной была ситуация. И опасной. Неосторожными, необдуманными речами я легко могла подставить себя. Но молчание тоже могло быть опасным.
– Говори! – напирал атлетичный блондин.
Лазерные лучи в его глазах обшаривали мое тело, как намеченную жертву из оптического прицела. Но к желанию разорвать в клочья досадную помеху примешалось и другое… хорошо знакомое мне по сцене и мужским взглядам.
Тут до меня наконец дошло, что я не в плотных джинсах, а в тонюсеньких шелковых тряпочках! Лежу на боку, а они порвались и задрались вплоть до самого белья… Белья?!
К стыду и панике я вдруг осознала, что белья-то на мне и не было. Этот блондин видел не просто задравшееся платье. Он видел все!!!
Я задрыгала ногами, пытаясь подняться. Результат вышел плачевный. Я была обута в подобие греческих сандалий, но по бокам у них торчали странные отростки, вроде шпор. Из-за них я никак не могла упереть подошвы в пол.
Прекратила дрыгаться, одернула юбку. То есть, ее останки. Не ахти защита от алчного взгляда синих глаз. Ткань платья была не просто тонкой, а прозрачной. На бедрах и груди – узкие подкладки из хлопка, скрывающие самое интимное. А вот ложбинку между грудей глубокий вырез выставлял на всеобщее обозрение. Ну а поскольку я еще валялась на боку, все это съехало набекрень, и мои усилия привести себя в пристойный вид выглядели комично.
Блондин даже не пытался отвести лазерный взгляд. Наоборот – направлял его на самые-самые неприличные места… которые никак не получалось от него укрыть.
Огонь залил лицо, расползся на шею, грудь и руки. Вот значит как оно – сгорать от стыда.
– Я жду.
Чтоб тебя! Ждет он. Кто его вообще воспитывал?! Так бесцеремонно пялиться на упавшую девушку – которую сам же и уронил! Мог бы помочь или хотя бы отвернуться!
Как бы то ни было, отмалчиваться дальше становилось опасно. Промямлила самое нейтральное, что пришло в голову: