Неласковый отбор для Золушки
Шрифт:
— О сиренах? Полудевах-полурыбах, которые завлекают мужчин песнями? Сводят с ума, чтобы те бросались в море и тонули?
Женщина удивленно взглянула на меня.
— Он вам так говорил?
— Нет, таковы сказания о сиренах в нашем мире.
— Любопытно. В нашем мире несколько иначе. Сирены — это женщины с особым магическим даром. Он выражается в их голосе. Сиренам не нужно заучивать сложных заклятий, они творят магию пением.
— И Элган решил, будто я сирена? — Я расхохоталась. — А в Веравине разве нет обычных певцов, талантливых и хорошо обученных? Он принял мое владение голосом за дар сирены?
Федайра
— В Веравине достаточно обученных и талантливых певцов, леди Юлия. Именно поэтому тем, кому знакома магия сирен, легко различить обычный талант и магический дар певческих чар. И вы, Юлия, не просто талантливая певица. Вы сирена. Я вижу это в вас. И Элган тоже не мог не видеть. Вы — иномирянка, обладающая магией Веравина. Не знаю, как такое возможно. Но с вами это так.
Я неподвижно сидела на кровати, не зная, как реагировать на такую новость. Всю жизнь я мечтала петь, стремилась к своей мечте… и достигла ее, насколько было возможно в моем городе. И сейчас Федайра заявила, что это не мое внутреннее устремление… а магия.
Во мне всколыхнулся протест. Хотелось воскликнуть — чушь! Нет никакой магии, есть талант, отточенный работой. Есть мастерство и профессионализм. Но…
Я обожала свою работу. Наслаждалась пением, каждой минутой на сцене. И все же… Никогда на Земле я не испытывала таких странных ощущений от пения, как в Веравине. Что в теле Рианны, что в своем. Оно действительно было особенным, наполненным чем-то запредельным и непонятным мне.
Это не просто хороший голос и профессионализм. Это было что-то непостижимое. Магия? А моя мать и Дайна Вальдер — один и тот же человек. Либо двойники.
Как связано одно с другим? Мой дар, если он есть, перешел ко мне от нее?
ГЛАВА 28
Я раздумывала, рассказать ли Федайре о портрете Дайны. О ней самой я пока не знала ничего. Она много поведала мне о целях Элгана. О своих — пока ни слова.
Она держала паузу, давая мне время переварить новость. Я решила воздержаться и не говорить о маме. Вместо этого спросила:
— Если я и правда сирена… Зачем я нужна Элгану? Он хочет сделать из меня Кей Ла Мо?
Федайра криво усмехнулась:
— Вы оптимистичны. В Кей Ла Мо не берут взрослых людей со сформировавшимися этическими ценностями. Только магически одаренных детей или подростков. Причем последних — если они уже проявили эгоизм и агрессию. Кей Ла Мо другие не нужны.
— Тогда зачем?
Спросила, а в груди захолонуло от недоброго предчувствия. Что могут сделать подобные личности с сиреной, если среди себе подобных она им не нужна?
Федайра промолвила:
— В древние времена голос сирены открывал врата хейоса. Не затем, чтобы выпустить оттуда демонов и уничтожить Веравин. Чтобы напитать его силой и благодатью хейоса. Когда-то в Веравине не было ни войн, ни болезней, ни катастроф — именно потому, что он был напрямую соединен с хейосом. Но три тысячи лет назад хейос закрылся для нашего мира. Лишь демоны прорываются из него. Тогда в Веравине зародились люди первой крови. Они обладали способностью запечатывать врата, открытые сиренами. А сирены, наоборот, начали вырождаться. Сейчас девушки с даром сирен могут самое большее — стать очень хорошими певицами. Магия их голоса почти не имеет силы. И уж подавно не может открыть врата. Ваш дар, Юлия, несравним по мощи с их голосами.
— Выходит, любой талантливый земной певец — сирена? Так решил Элган?
— Похоже на то, раз он расспрашивал о ваших коллегах. Действительно ли Земля изобилует сиренами, или это ваше исключительное свойство — никто не узнает, пока не попадет в ваш мир. Или пока в Веравин не попадет еще несколько ваших коллег.
Да уж. Никому не пожелала бы угодить в этот экстремальный мирок. А уж приводить Кей Ла Мо на Землю — и подавно… Как знать, чем они найдут у нас поживиться.
— Значит, сирена нужна Кей Ла Мо, чтобы открыть врата хейоса? — спросила я.
— Да. С этой же целью они затеяли отбор невест для наместника Гемайской долины. Род наместника восходит напрямую к багряным стражам Веравина. Верда, глава Кей Ла Мо, хочет сочетать его с женщиной, в которой сильнее всего кровь хозяек Гемайской долины. Их ребенок должен получить достаточно сильные гены первой крови, чтобы открыть врата хейоса. Верда хочет забрать его на воспитание в орден. А мать ребенка — победительница отбора и супруга наместника должна умереть при родах, влив в дитя всю свою жизненную силу.
На этот раз ничто во мне не шелохнулось. Я не замерла от шока, у меня не заледенели пальцы…
Чего-то подобного я и ждала.
— Элган знал?
— Разумеется. Он — правая рука Верды. Через него она устроила отбор.
— Но при чем тут я? Это я должна была победить, стать женой Леона, родить ребенка и умереть? Верда знала, что я появлюсь в Веравине и займу тело Рианны?
— Не думаю. Просто ваше появление открыло иную возможность. Более быструю. Зачать дитя первой крови, воспитать его, обучить, взрастить магическую силу… Пройдут десятилетия, прежде чем он сумеет открыть врата для Кей Ла Мо. А сирена может сделать это уже сейчас.
— Как? Спеть песенку перед этими самыми вратами?
И вновь горькая усмешка тангрийки.
— Если бы, Юлия. Увы, искусство «отмыкающего пения» давно утрачено в Веравине. Никто, даже Верда, не знает, что и как должна спеть сирена, чтобы отворить врата.
— Тогда как я могу им помочь?
— У Кей Ла Мо всегда есть универсальный безотказный выход. Жертвоприношение. Пролить кровь сирены на алтаре. Открыть путь ее болью, агонией и смертью. В древние времена так обычно поступали состарившиеся сирены — добровольно предлагали себя в жертву, когда их голос слабел и утрачивал магию. Они шли на это, потому что жизнь без дара становилась невыносима. И они желали принести благо Веравину в последний раз. За такое решение их почитали и превозносили. Но если кому-то не хватало духа — никто не принуждал насильно. Любая сирена могла дожить свой век в покое и умереть своей смертью. Но вам Кей Ла Мо не дали бы права выбора.
Как бы я ни была готова к такому, нестерпимая боль пронзила сердце. Как кинжал, которым Элган собирался меня поразить по приказу своей Верды.
Все это время он был так любезен со мной. Так заботлив. Я поверила, что не безразлична ему. Может, даже как женщина. Трепетала, как сопливая девчонка, от его прикосновений.
Все это время он готовился хладнокровно убить меня. Просил петь… и слушал со странным выражением в глазах, которое я никак не могла разобрать. Смертный приговор — вот что означал его загадочный взгляд.