Нелегал
Шрифт:
Авторитет выскочил из-за угла и побежал к коридору, ведущему в кабинет, качая маятник. Может быть, это затруднит невидимому стрелку прицеливание, и он промахнется. И тогда у Ледокола появится шанс на ответный выстрел. Но стрелять в него никто не спешил. Он добрался до ступеней, ведущих на второй этаж, и заметил у двери кабинета в нескольких шагах от себя неподвижно лежащую Настю.
Сердце Ледокола сжалось от боли. Ублюдок-«прокейн» свершил свою месть самым страшным способом, и теперь авторитету хотелось только одного: расплатиться за Настю сполна. Он бросил взгляд в сторону, где в темноте смутно виднелись тела охранников. Их автоматы должны быть рядом
В этот момент свет вспыхнул снова, но Ледокол не ослеп благодаря зажигалке, которая не дала глазам сильно привыкнуть к темноте. И потому он сразу увидел через открытую дверь в кабинет сидящего в его кресле за его столом человека.
Ледокол взревел и бросился вперед, стреляя на бегу.
– Получай, сука! – заорал он. – Вот тебе, мразь, за Настю! Сдохни, сука, сдохни!!
Пуля за пулей полетели в цель, прошивая тело незнакомца, вырывая клочья из набивки спинки кресла, врезаясь в стену. Шаг за шагом Ледокол приближался к своему врагу, с каждым шагом производя выстрел. Он перешагнул порог кабинета, выпустил последние две пули почти в упор, с двух метров, и внезапно застыл, ошарашенный: как только боек сухо щелкнул, в кресле никого не стало. Продырявленное кресло, куски набивки, поклеванная пулями стена – и ни капли крови.
Краем глаза авторитет заметил движение сбоку и успел поднести левую руку к подбородку, защищая голову. Стремительно налетевший на него противник попал кулаком в предплечье, а не в челюсть, но произвел повторную атаку до того, как он сумел хоть что-то предпринять, и выбил пистолет у него из руки.
Ледокол взмахнул рукой, запустив свирепый левый свинг, но противник уклонился, изящно и непринужденно, и подсек его, ударив ногой в лодыжку. Авторитет хищно ухмыльнулся: с таким же успехом можно было бы сделать подсечку четырехметровому памятнику Ленина. На полторы головы выше, вдвое шире в плечах и вдвое же тяжелее, он возвышался над противником, словно поднявшийся на задние ноги медведь – над незадачливым охотником. Схватить ублюдка, заключить в медвежьи объятия и раздавить, расплющить, выдавить из него дух, жизнь и потроха!
Ледокол с ревом бросился в атаку, надеясь с ходу припечатать врага к стене, но и тот оказался не лыком шит. Со скоростью, дотоле невиданной, он уклонился и заехал пролетающему мимо авторитету кулаком по ребрам. Ледокол удара даже не почувствовал.
Он налетел плечом на шкаф и проломил дверцу, восстановил равновесие и снова пошел в атаку, размахивая кулаками. Один удар, вот все, что нужно, да только нанести его оказалось не так-то просто. На каждый взмах враг отвечал двумя-тремя ударами и при этом успевал уклоняться. Ледокол стойко выдерживал серии атак, не уклоняясь и не защищаясь. В голове только одно желание: схватить, раздавить, размазать мозги по полу! Убить ублюдка, убить любой ценой, а потом хоть потоп!
Очередной мощнейший свинг Ледокола враг повернул против него же, перехватив руку и перебросив его через бедро, используя инерцию стокилограммового тела. Ледокол перелетел через стол и сломал свое кресло. Вскочив на ноги, он размахнулся спинкой кресла, намереваясь вбить голову ублюдка глубоко в его плечи, но промахнулся. Журнальный столик, принявший на себя сокрушительный удар, сломался пополам.
Старый авторитет бросился вперед. Он хорошо видел несущийся ему в грудь кулак, но не стал блокировать удар. Его и посильнее били, ничего страшного. Он уже предчувствовал столкновение с врагом, смаковал хруст его костей под напором крепкого плеча. Однако удар оказался настолько сильным, что Ледокол отлетел к стене. Другой на его месте уже глотал бы воздух и корчился от боли, но что теперь значит для него боль тела по сравнению с острой, режущей сердце на части душевной мукой?
Он поднялся снова и увидел в красных глазах противника растерянность. Не ждал, ублюдок, не ждал, что Ледокол встанет после такого удара! Авторитет снова двинулся в атаку, но теперь уже осторожнее. Сбить врага плечом не выйдет: сукин сын очень быстр, а Ледокол слишком стар, не угнаться. Но кулаки летают быстро, почти так же быстро, как в молодости!
Однако враг продемонстрировал феноменальную подвижность. Он даже не отбивал удары, предпочитая уклоняться и бить промахивавшегося Ледокола сбоку. Старый авторитет ничего поделать не мог: бой был слишком неравным, ибо драться приходилось не только и не столько против юркого, подвижного врага, сколько против своей же старости. Получив где-то с полусотню ударов, Ледокол понял, что проиграл: силы тают, а ублюдок недосягаем.
В этот миг он хотел только одного. Не задумываясь, отдал бы все, включая остатки своей жизни и даже бессмертную душу, если она кому-то нужна, только за то, чтобы его молодость хоть на пять минут вернулась. Тогда он бы разделался с врагом, растерзал бы, раздавил, вытряхнул бы из подонка дерьмо, мозги и печень… Но увы. Сердце не справлялось, конечности налились свинцом, в глазах круги, воздуха не хватает. Конец уже близок, и с этим ничего не поделать.
Ледокол взревел, словно смертельно раненный медведь, и взмахнул рукой, вложив в это движение все оставшиеся силы. Удача наконец-то улыбнулась ему: «прокейн» не сумел увернуться, только заслонился от удара рукой. Но бесполезно заслоняться от пушечного ядра, а Ледокол был уверен, что ударил если не с такой силой, то не намного слабее.
Враг упал и кувыркнулся через голову, откатившись к дальней стене. Авторитет надвигался на него, словно ледокол на льдину, с трудом переставляя ноги. Рухнуть на ублюдка, подмять под себя, схватить и душить, ломая кости и выдавливая жизнь по капле… А дальше уже неважно.
И когда он почти достиг цели, «прокейн» выбросил вперед руку с раскрытой в пародии на приветствие ладонью. Ледоколу показалось, что в него врезался несущийся на всех парах дизельный тепловоз. Он взмыл в воздух, пролетел через весь кабинет и рухнул на свой массивный рабочий стол. Столешница из красного дерева жалобно хрустнула и сломалась.
Авторитет с трудом открыл глаза, наблюдая за приближающимся врагом. Рука сама скользнула под обломок столешницы, туда, где Ледокол держал припасенный для такого вот случая сюрприз. Пальцы коснулись холодного металла, ребристый корпус удобно лег в ладонь. Ублюдок думает, что может отнять у Ледокола самое дорогое безнаказанно… да черта с два.
«Прокейн» присел рядом, заглянул в лицо поверженного врага и спокойно сказал:
– Кто-то из нас двоих сильно облажался, связавшись с тем, с кем не стоило связываться, не так ли?
– И я даже знаю, кто, – прохрипел Ледокол.
Он выбросил левую руку и крепко, бульдожьей хваткой вцепился в воротник куртки своего врага, а правой поднес к его лицу гранату с выдернутой чекой и ухмыльнулся предсмертным оскалом затравленного волка:
– Встретимся в аду!
Тирр спокойно наблюдал, как злорадное торжество на лице поверженного противника сменяется растерянностью. Он взял из его ослабевших, трясущихся пальцев проклятый кругляш, повертел его в руке, рассматривая, и выбросил в сад через открытое окно: