Нелегальный рассказ о любви (Сборник)

Сахновский Игорь

И тут – прикинь! – меня сажают в самолёт, сопровождают, как официальное лицо, дают кушать котлеты и лимонад! Прилетаем назад в родимый город. Я им бесплатно – все мои преступные эпизоды по порядку. Однако, извиняюсь, адресов не помню. Только наглядно могу показать.

И началась картина Репина «Не ждали»… Двое молодых культурных в штатском возят меня по квартирам в нерабочее вечернее время (чтобы хозяев застать на дому). Вернее сказать – я их вожу. И на Серафиму Дерябину, и на Гагарина, и на Фурманова, и на Ботаническую, и на 40 лет Октября. Наконец-то я всех в лицо повидал, к кому в гости ходил! В майках, в трико, в передниках, лысые, тощие, пухлые, крашеные, с похмелья,

в бигудях… Очень различные граждане. Но все абсолютно как сговорились: «Ничего не помню!» Их уже почти что просят: «Ну вспомните, ну постарайтесь! Такое-то кольцо с красным камнем, тогда-то, в январе – ну? пропадало?» Ни фига! «Двести рублей, четыре полтинника, из ящика вот этого стола… Ну?» – «Не было такого». Хрен знает. Или милицию боятся, или меня им жалко. Или склероз населения.

На двенадцатом адресе мои ребята-телохранители смотрят на меня плохо. Даже очень плохо. Типа я всё придумал, чтобы летать на самолёте и питаться котлетами с лимонадом, пока другие на зоне корячатся. Тут меня как словно что-то стукает. «Спокойно! – говорю. – Едем на Долорес Ибаррури. Ошибки не будет». Сам думаю: «Могу же я лично для себя съездить? Ну и что, что я там ничего не спёр, только спал и песню «Лаванда» прослушивал. Терять уже ничего не осталось».

Приезжаем – я диванчик свой сразу узнал. Она худая, в халате (наверно, опять ванную принимала), на лицо – как мама в молодости. Но зовут Света Вишева. Говорю грубо: «Здесь я телевизор похитил и стиральную машину». Она говорит: «Телевизор у меня чёрно-белый, кому он нужен, а машины стиральной нету, я сроду на руках стираю». Но глядит на меня, будто пёс домашний потерялся, а вот нашёлся – и привели.

Эти двое психуют: «Всё ясно! Поехали». Она вдруг заволновалась: «Его посадят? Надолго? Вы что, не видите, он же толком украсть ничего не может!» По лестнице идём вниз, она из двери высунулась и кричит: «Лапуня! Не подписывай им ничего!» Просят её…

В общем, ребята мои культурные в тот вечер довезли меня до учреждения и завели в пустую комнату. Они меня так отхерачили ногами, что половину рёбер сломали, извините за выражение. Если бы я был мой адвокат, я бы сказал: «Тяжкие телесные, с угрозой обезображивания внешности». Хотя опять же – какая там внешность?..

Поэтому я почти весь остаток срока пролежал в больничке. Спал себе и спал, пока тело выздоравливало. Сны видел вкусные, один цветней другого. В одном сне даже стиральную машину покупал.

Супер

Звонит мне Саша Супер в шесть утра, когда я ещё не совсем живой, и говорит: «Надо встретиться. Возле дендрария. Вопрос жизни и смерти». А меня даже такой вопрос в шесть утра интересует слабо…

Кстати, Супер – не прозвище, как могут подумать, а фамилия реального Саши, которого я знаю уже лет сто. За этот срок он успел стать бензиновым королём, прочесть книгу писателя Куприна «Яма», взять в жёны девушку по вызову Настю, расстаться с ней и найти большое личное счастье со своим главным бухгалтером Еленой. «Крышу» для бизнеса Супер не искал, а сам срочно вступил в ЭПС (Эльмашевское преступное сообщество) и заодно – в боевые действия против Химмаша (ХПС).

В дендрарии в такую рань – только бомжи и голуби. Супер без своего «лендровера» выглядит слегка потерянным. Интересуется:

– Как у тебя со временем?

Честно говорю:

– Никак. Фактически его нету.

– Согласен. Я тоже в эту категорию ни фига не верю. А что есть?! – горячо так спрашивает.

Отвечаю как можно спокойней, пытаясь проснуться:

– Есть движение. В пространстве.

Его прямо несёт:

– Не

спорю. Время – чисто мулька, пустышка! Но меня одна улика задирает. Необратимость. Типа, назад нельзя отыграть! Понимаешь?

Закуриваем. Спрашиваю:

– Что будем делать? Вопрос ребром ставить?

Но Суперу не до шуток. На днях он ненароком изменил ненаглядному главбуху с бывшей своей Настей по вызову, в чём круто раскаивается. Главбух вот-вот узнает всё. А характер её таков, что за этим неизбежно последует крах большого личного счастья. А заодно и всей бензиновой монархии.

– Но дело даже не в этом, – поясняет Супер. – Вот смотри. Самолёт из Москвы в Варшаву, допустим, летит два часа. Разница во времени – тоже два часа. Во сколько вылетел, во столько и прилетел! Мы с тобой в полёте кукуем, «Хеннесси» пьём, за жизнь решаем, а время никуда не уходит. Так? Теперь, прикинь, если мы вылетаем в Штаты – там вообще двенадцать часов разницы! И получается, если долго лететь строго на Запад – на сверхзвуковом, по кругу, почти без остановок, мы эту «необратимость» в гробу видали! Понял?

Он снова закурил и помолчал.

– Я давно хотел такой эксперимент, всё некогда было. А теперь, сам видишь, нет выхода. И с кем я, кроме тебя…

– Когда летим? – спрашиваю.

Его глаза увлажнились.

– Старик… Я всегда знал – ты меня поймёшь!.. Сегодня же! О деньгах и визах не думай. Чартеры куплены, керосину – море. Всё есть. Сможешь? Только паспорт захвати. В час я за тобой заеду.

Еду домой за паспортом, звоню на работу Веруне, любимой начальнице:

– Не теряй меня. Я немного задержусь.

– Ладно. Когда появишься?

Чуть не ответил: «Вчера. Или позавчера».

– Не забудь, что у тебя сегодня вечером встреча с Селиным. Лариска уже статью написала…

Погода стоит более чем лётная. Как только набираем высоту, Супер открывает бутылку «Хеннесси» и предлагает порешать за жизнь. Пить отказываюсь – рабочее время всё-таки. Но порешать придётся, никуда не денешься.

– Вот скажи, – начал Супер, – почему я без Елены жить не могу, а сам по Настьке скучаю?

Я задумываюсь. «Лететь, – думаю, – долго. Успею выспаться». Меня терзал хронический недосып. Супер не унимался. Его терзал сакраментальный вопрос: может ли порядочный, верный мужчина, типа него, любить сразу двух женщин? Я напрягся и выдал нечто сокровенное:

– Саш, я подозреваю, человек может всё.

И мгновенно уснул.

Но меня тут же разбудил усатый лётчик, похожий на Кикабидзе: «Александр Яковлевич, через десять минут Амстердам». Я начал озираться по сторонам, но оказалось, что Яковлевич – это Супер.

В Амстердаме просидели минут двадцать и рисковали застрять, потому что в баре к нам подошла прикурить подозрительно эффектная платиновая блондинка баскетбольного роста. Её ноги начинались на уровне моих глаз. Она сказала: «You are so handsome!» – с прекрасным среднеуральским акцентом, и я чуть не принял это на свой счёт. Но Супер – точно принял и пылко заинтересовался судьбами одиноких голландок. Пришлось вмешаться. Спрашиваю скромно по-русски:

– Вы случайно не из Верхней Салды?

Она внезапно обиделась:

– Сам ты, дятел интеллигентный… Скажи ещё – из Нижней! Что, вообще, за дела-а?

Супер помрачнел:

– А вот за интеллигентного ответишь, – и мы вернулись на борт.

Над Атлантикой Супер предложил партию в шахматы. Фигуры крепились к доске магнитиками, и, держа коня за голову, можно было приподнять всё поле битвы. Супер корректно предупредил:

– Между прочим, я чемпион континента по магнитным шахматам. А ты?