Нелегальный рассказ о любви (Сборник)
Шрифт:
В неприлично зеленом возрасте я заявил маме, что решил сниматься в кино, и с тридцатью рублями в кармане уехал в самый большой и бестолковый город нашей страны. Через две недели разгульной жизни (на 1 рубль в день) я попал на киностудию, где был принят в съемочную группу. В первый же день я столкнулся с кумиром детства – главным исполнителем роли Бабы Яги в киношных сказках. Кумир с ходу одарил меня пылким гомосексуальным предложением, которое я с ходу отклонил.
Съемки оставляли уйму свободного времени, и я делал несанкционированные вылазки на другие съемочные площадки. Там можно было увидеть много любопытного. Например, как человек по фамилии Высоцкий изображает Абрама Петровича Ганнибала. Группа лилипутов из массовки в пудреных париках XVIII века
Кому-то, наверно, этого хватило бы для написания эпохальных мемуаров «Мои встречи с Высоцким». Мне хватило – чтобы мысленно передать курительный привет от побирушки Мули.
Приятель позвал меня на встречу с человеком по фамилии Ельцин. Встреча проходила в университете, где мы уже доучились. Ельцин тогда еще не всходил на танк и не стал кремлевским небожителем. Он откровенничал с нами, как с сообщниками. Сейчас это звучит почти комично. Вот, например, какая ужасная беда: московские аппаратчики исключили из компартии Тельмана Гдляна! «Ну ничего, – сказал нам Ельцин с хитроватой улыбкой, – мы условились с ребятами из Ленинграда. Они его там, у себя, восстановят в партии!» Прямо от сердца отлегло… Хорошо, если сейчас хоть кто-нибудь вспомнит, что это за птица такая – Гдлян?
Я впервые подумал о Ельцине как о человеке сильной динамики, когда он перестал прятать от людей покалеченную, без двух пальцев, кисть левой руки. Раньше он привычно и старательно скрывал ее – то за партийной трибуной, то под столом.
Ни в какие отношения Ельцин со мной не вступал, врать не буду. Причина самая уважительная – он не курит.
В 2000 году мне предложили сотрудничать с одним лондонским изданием. Я заехал в гости к Никите Ситникову, фотокорреспонденту «London Courier». Количество знаменитостей, заснятых Никитой, не поддается исчислению. Диапазон – от принцессы Дианы до Пугачевой. Горбачев на какой-то английской сцене долго-долго тряс Никите руку, чуть не вывихнул (фото имеются). Киркоровская жена в сердцах размахнулась так, что чуть не вышибла камеру. Но самой травматичной была встреча с бывшим «битлом». Сэр Пол Маккартни прибыл на презентацию музыкального бутика. Никита стоял наготове впереди всех лондонских папарацци. Когда Маккартни возник из лимузина, толпа рванула с такой силой, что Никита головой, как футбольным мячом, влепился в грудь сэра Пола. Голкипер Маккартни достойно принял удар. На этом их отношения исчерпали себя.
Один бессонный попутчик ночью на высоте 8000 над землей уверял меня, что наиболее опасная стадия любого авиарейса – не вход в грозовые облака и даже не посадка. А взлет. При отрыве от земли, на максимальных оборотах самолет напрягает все свои силы предельно. Отрыв – самый рискованный и отважный момент. Но без него невозможно стать ни воздушным мостом между городами, ни светящимся объектом в ночном небе, ни даже просто городской звездой.
Странные сближения
Летом, я заметил, на улицах появляется гораздо больше пожилых людей. Они не просто появляются, а как бы развивают деловую и творческую активность. Например, один дядечка на подступах к офису «Альфа-банка» торгует с рук самодельными тетрадками в клетку с переписанными откуда-то афоризмами. Цена – 3 руб. 50 коп. (вдвое дешевле трамвайного билета). Я пытаюсь представить, как этот предприниматель по вечерам, в свободное от коммерции время, сшивает свои тетрадки и вписывает
Иногда случаются встречи, похожие на стычки инопланетных существ. Один такой «контакт третьего рода» наблюдался в троллейбусе № 4, идущем в сторону пивзавода. У окна сидит девочка лет девятнадцати с цветными волосами, в люминесцентной юбочке, в наушниках, с плеером. Погружена в музыку до полного растворения в кислоте. Нормальная такая девица. Можно допустить, что была невзначай рождена мамой на дискотеке. И там же на дискотеке зачата. Напротив неё – сильно выпивший ветеран с юбилейными медалями. Смотрит на девочку с отвращением и ругает дикими словами. Понятно, что она для него символ крушения нравов и надежд. Та жуёт резинку, закинув ногу на ногу, и глядит в окно. Абсолютно невозмутимая вещь в себе. Старик распаляется – девица уже объявлена сволочью и сукой. Никакой реакции. Мне уже страшно подумать, чем это кончится. Остальные пассажиры молчат: кто мы такие, чтобы одёргивать ветерана? И тут она оборачивается к нему и спрашивает нараспев, с изумлением:
– Мущщина! Может быть, вы дерзити-и?
Ничего не скажу, вполне корректное предположение.
Один мой знакомый бизнесмен Серёжа П. вычитал где-то в журнале слово «майбах», и оно ему затмило все другие слова. Померкли даже такие звёзды, как «ягуар» и «бентли». Когда Серёжа П. вслух произносит «майбах», это звучит как транскрипция междометия «Мой Бох!», как пароль для вхождения в высшие слои атмосферы.
А я тут недавно, будучи в городе Штутгарте, зашёл в «музей “мерседеса”», и женщина-гид в кожаных штанах, похожая на укротительницу тигров, доверительно мне объяснила, что ни Даймлер, ни даже Бенц сами по себе ничего не значили – ноли без палочки. «Палочкой» перед этими нолями стал некий несчастный Майбах, взятый из сиротского приюта, сочинивший для своих боссов и первый двигатель внутреннего сгорания, и первый в мире мотоцикл. На его двухсотлетнем драндулете (гордость «мерседесовской» коллекции) можно и сегодня покататься. Но не дольше восемнадцати минут – иначе, как предупредила укротительница, «попа закипает». Так вот, Даймлер и Бенц повсюду таскали за собой этого безродного сироту, как курочку, несущую золотые яйца. Я поинтересовался: почему рядом с бронзовыми бюстами основателей концерна нет хотя бы захудалого портрета Майбаха? На меня посмотрели так, будто я пытаюсь пристроить бедного вшивого родственника на конкурс Евровидения.
Теперь вот я думаю: если Серёжа П. узнает приютскую подоплёку элитного бренда, то не окажется ли его хрустальная мечта под угрозой облома? И кто в таком случае у него будет Бох?
В прошлом году у меня были два месяца, которым я не нахожу достойного определения. Будь я склонен к пафосу, я бы сказал: месяцы отчаянья. А если без пафоса, то полная задница. И я тогда ловил себя на том, что раз десять в день мысленно повторяю строчку Тома Уэйтса, то есть напеваю под сурдинку: «Why be sweet? Why be careful? Why be kind?» Действовало почему-то как болеутоляющее.
В этот момент звонит моя лондонская подружка Юля с дерзкой фамилией Кент и кричит через всю Европу: «Он приезжает! У меня уже есть билеты!!» И я понимаю без пояснений: к ним на гастроли приезжает Том Уэйтс. А таких фанаток Уэйтса, как Юля, надо ещё поискать, всё равно не найдешь. Она, к примеру, ухитрилась коррумпировать кого-то из менеджеров своего кумира и теперь владеет свежайшей инсайдерской информацией.
А в этот же момент Юлин кумир, хриплый гений с дыркой в голове, даёт интервью, в котором горько жалуется, что эти лондонские гастроли обошлись ему слишком дорого, в четыре тысячи долларов, поскольку жена Кэтлин поставила условие: отпущу в Англию, только если сделаешь дома ремонт. А Кэтлин – она такая, в случае чего может и напинать!