Нелепая смерть. Загадочные и трагичные истории из практики патологоанатома
Шрифт:
В мешке находился труп мистера Эванса. Увиденное меня шокировало. Мистер Эванс был пожилым человеком, и я полагала, что он безмятежно умер во сне. Вопреки ожиданиям, передо мной предстал костлявый старик с запрокинутой головой, широко открытыми глазами и разинутым ртом. Заметив мою реакцию, Грэм объяснил, что во время смерти жевательные мышцы расслабляются и рот раскрывается. Про глаза и выгнутую шею он ничего говорить не стал. В этот момент в хранилище заглянул Клайв и известил нас, что планируется вскрытие как раз этого трупа и нам следует доставить его в секционную и положить на средний стол.
В секционной стояло три стола, за каждый из которых отвечали санитары в соответствии с должностью. Старший санитар Клайв работал за первым,
– Скоро сама все увидишь.
На сегодня было запланировано только одно вскрытие, и Клайв предложил мне понаблюдать, как Грэм будет извлекать из тела органы, или, выражаясь научным языком, проводить эвисцерацию, а затем помочь ему прибраться. Я была только рада. Миновав вестибюль, я оказалась в небольшой раздевалке, где облачилась в синюю униформу, которая была мне велика размера на три. Хорошо хоть, что бахилы пришлись впору. В секционную я попала через раздевалку. Грэм уже был на месте. Он показал мне, где одноразовые шапочки, маски, перчатки и очки.
Из перчаток я наугад выбрала самые маленькие. Потом меня ждало сражение с шапочкой. Взглянув в зеркало, на которое указал Грэм, я увидела что-то среднее между персонажем научно-фантастического фильма или медицинской мыльной оперы и Папой Римским. В подобном облачении я чувствовала себя странно и неловко, и мне закралась мысль, что я тут не на своем месте.
Между тем Грэм снял с мистера Эванса одежду и подложил под поясницу трупа деревянный блок. Корпус слегка приподнялся, а позвоночник изогнулся, чтобы обеспечить нам доступ к шее. Грэм еще раз сверил все документы мистера Эванса с запросом на вскрытие. Убедившись, что перед ним тот самый человек, он пояснил, что идентификация тела – наша святая обязанность. Нередко по ошибке производится эвисцерация не тех тел, и в результате у больницы возникает масса проблем. Легко представить реакцию родственников на несанкционированное вскрытие. Судя по тону Грэма, с ним подобное уже случалось, но я воздержалась от расспросов, видя, что тема явно не была желанной для обсуждения. Для себя же я сделала зарубку, что идентификацией пренебрегать ни в коем случае нельзя.
Грэм взял лоток с инструментами для вскрытия и поставил его прямо на ноги мистера Эванса. Из лотка он вынул нож, по виду напоминающий столовый, – со стальной ручкой и сменным лезвием. Это, как я узнала потом, был патологоанатомический нож PM40. Кончик ножа Грэм приставил к верхней части корпуса трупа, чуть ниже кадыка, и одним легким движением произвел разрез до самого лобка. Затем внутри этого разреза он сделал еще один, небольшой, но более глубокий, чуть ниже грудной клетки. Запустив туда пальцы, он рассек мышечный и жировой слои, чтобы обнажить внутренности. Этот разрез он сделал более глубоким и длинным, чтобы стали видны все органы брюшной полости. Затем он принялся осторожно отделять кожу от ребер искусными движениями ножа. За пару минут кожа мистера Эванса была полностью отделена от тела и повисла по обе стороны стола, как будто Грэм расстегнул на теле «молнию», чтобы потом застегнуть ее снова.
Грэм сполоснул нож PM40 и положил обратно в лоток. Затем смыл со стола кровь и сказал мне, что некоторые трупы кровоточат сильнее других – это зависит от времени смерти. Затем Грэм взял инструмент, напоминающий небольшой садовый секатор. Разъяв верхнее и нижнее лезвия, он приладил их зазор к нижнему ребру мистера Эванса с правой стороны. Грэм начал с треском разрезать ребра, продвигаясь снизу вверх, пока не дошел до последнего. То же самое он проделал и с левой стороны, чтобы удалить переднюю часть грудной клетки – большой треугольник, напоминающий доисторического краба. Я увидела сердце, легкие и значительную часть печени. Грэм отложил «краба» в сторону и немного опустил стол, оказавшись прямо над кишечником мистера Эванса. Кишечник был полностью обнажен и готов к исследованию.
Взяв ножницы, Грэм разрезал кишечник возле желудка. Он потянул кишки на себя и принялся их разматывать, периодически надрезая жирную пленку, которая удерживала их на месте. Через несколько минут кишечник лежал в тазу из нержавейки, стоящем у ног мистера Эванса. Пока Грэм занимался этой рутинной работой, я почувствовала запах. Я не сразу поняла, что он мне напоминает, и тут Грэм сообщил, что когда-то работал на бойне, и до меня сразу дошло. Запах был в точности как у мясников!
Когда мне удалось собрать мысли, Грэм уже извлек оставшиеся органы из разъятого корпуса (я и не заметила, как он это сделал) и теперь ввел нож РМ40 в горло мистера Эванса. Он орудовал лезвием под кожей, подбираясь ко дну полости рта. Через мгновение он рассек дно и подрезал язык, чтобы освободить органы рта и шеи. А затем Грэм сделал нечто такое, что показалось мне черной магией: он протянул язык мистера Эванса через горло, не повредив его, и стал вслед за ним, как гирлянду, отделять от позвоночника легкие, сердце, печень, желудок, селезенку, почки… Я была поражена (это поражает меня и по сей день) тем, как все органы соединены между собой.
Грэм извлек все органы из тела и стоял, демонстрируя мне так называемый «ливер» – органокомплекс мистера Эванса. Язык лежал на ладони Грэма, а ниже, на столе, распласталась пристегнутая к нему остальная цепочка органов, за исключением кишечника и мозга. «Ливер» Грэм поместил во второй таз и поставил обе емкости на стол для патологоанатома. Затем мы прибрались, переоделись в чистую форму и вернулись в кабинет, чтобы выпить кофе.
Клайв уже позвонил патологоанатому, доктору Эду Барберри, и тот сообщил, что прибудет к половине одиннадцатого. У нас был час свободного времени. Мы с Грэмом захватили кофе и вышли перекурить под навес за дверями морга.
Морг, как уже было сказано, располагался на первом этаже патологоанатомического корпуса. Сидя у дверей, мы видели снующих туда-сюда сотрудников больницы, будучи сами скрыты от чужих глаз слепой зоной. Перекурив, мы немного прогулялись вокруг парковки. «Чтобы собраться с мыслями», – пояснил Грэм. Далеко нам уйти не удалось – у Грэма здесь было так много знакомых, что он заговаривал почти с каждым встречным. В этой больнице он работал уже лет сто – прежде чем заняться покойниками, был водителем. Он познакомил меня с кучей народа, но я знала, что все равно никого не запомню. Похоже, пройдет не одна неделя, прежде чем я соберусь с мыслями.
После перерыва мы вернулись в секционную. Грэм зашил нижнюю часть торса мистера Эванса, оставив верхнюю разъятой, чтобы вложить туда органы, когда доктор Барберри закончит работу. Он вытащил деревянный брусок из-под спины мистера Эванса и подложил его ему под голову. Скальпелем Грэм сделал надрез за правым ухом трупа, а затем провел лезвием по затылку до левого уха. Мне он пояснил, что делать такой надрез на голове нужно как можно ниже. Если родственники захотят увидеть покойного после вскрытия, то чем ниже будет надрез, тем меньше вероятность, что его заметят – ведь голова будет покоиться на подушке. У санитаров немало таких маленьких хитростей, с помощью которых они скрывают следы своей работы. Меня тронула забота Грэма о родных мистера Эванса, хотя после его слов я еще острее осознала реальность того, что происходит.