Нелепое счастье Толика Жаркова
Шрифт:
— Ну, выбрали? — подошла официантка с маленьким блокнотиком в руке..
— Выбрал.
— Давайте.
— Мне бы половину порции рассольника по-ленинградски…
— Первые блюда только до пяти часов. Вы что, читать не умеете?
— Умею.
— Ну так читайте, — тонкой рукой в многочисленных золотых перстнях и кольцах официантка нервно свернула и вновь развернула блокнотик.
— Тогда… тогда салат «Новинку»…
— Сегодня нету, — перебила официантка.
Толик Жарков растерялся окончательно и наугад, уже не примериваясь к цене, сказал:
— Ассорти рыбное…
—
— А что же тогда есть? — удивился Толик.
— Вот с этого и надо было начинать, — удовлетворенно сказала официантка, сразу же преображаясь и переводя взгляд с окна на Толика. — Значит так: на закуску возьмите салат «Московский», он свежий… Вы долго собираетесь у нас сидеть?
— Да нет, я…
— Тогда вам порционные ни к чему. Возьмите ромштекс, ну и салат из огурцов.
— Хорошо, — покорно согласился Толик.
— Пить что будете?
Сказано это было так, что Толик вздохнул и назвал водку.
— Сколько?
— Ну, может быть, двести грамм?
— Двести сразу нельзя. Я принесу сто, а потом еще сто. Все?
— Да, — облегченно выдохнул Жарков, откидываясь на спинку неудобного стула.
В ресторане произошли заметные перемены: исчезли несколько человек, а вместо них появились люди, по одному виду которых заметно, что они пришли отдыхать. На столиках возникли цветы, запотевшие бутылки с водкой и шампанским из холодильника, фрукты и даже — минеральная вода. Официантки так и сновали из кухни в зал и обратно, обслуживая этих людей. Чуть позже, совершенно случайно, Толик узнал о причине изобилия на тех столах: пришли отмечать чей-то день рождения работники центрального гастронома. А у него, Толика Жаркова, стоял на столе треснутый графин с мутным березовым соком, на который он старался не смотреть.
Под потолком неслышно работали вентиляторы, было в общем-то довольно сносно за толстыми кирпичными стенами. Солнце уже увяло, и небо начало потихонечку сереть, так что в зале вскоре включили верхний свет.
Едва Толику принесли закуску (салат оказался под майонезом, которого он терпеть не мог с детства) и водку, как грянул оркестр, откуда-то появилась тоненькая солистка и весьма приличным голосом запела что-то грустное, смутно знакомое Жаркову. Потом, закончив петь, солистка объявила, что оркестр начинает свою работу и пригласила всех отдыхающих танцевать.
«А ничего, это у них хорошо продумано, с приглашением, — решил Толик, налил себе в стопку и выпил, закусив двумя ломтиками огурца. — И девчонка у них голосистая, не какая-нибудь там. Вот только на электрогитаре который, чего это он словно один играет. Только его и слышно».
В это время из банкетного зала донеслись громкие крики: «Горько! Го-орько! Го-о-рько-о!» За столиками заулыбались, прислушиваясь к свадебному веселью, улыбнулся и Толик Жарков, почему-то вспомнив короткое подвенечное платье невесты. Он еще выпил, а через пять минут решил, что ему в ресторане определенно нравится.
Солистка запела про мармеладного короля. Какой-то капитан в мешковатой форме, уже изрядно подвыпивший, пошел приглашать к богатым столикам. Там неторопливо посовещались и выдали ему маленькую, полненькую женщину, с которой они прямо от стола пошли в танец. Полненькая тетечка
Наконец оркестранты отложили инструменты и объявили перерыв. Толик аккуратно подчистил тарелочку с огурцами, вздохнул (теперь он есть хотел еще больше) и пошел в вестибюль покурить. Вначале он разглядывал рекламные плакаты аэрофлота, затем наблюдал за девушкой, звонившей по автомату, и она ему очень понравилась. «Подойти бы и сказать», — думал Толик, но дальше свою мысль сформулировать не смог, к тому же и девушка вскорости ушла, обронив на него равнодушный взгляд. «Надо жениться, — неожиданно решил Толик, — тридцать лет — не шутка… Мать с отцом порадовать надо, но вот на ком?» Толик Жарков начал перебирать знакомых девушек, которые все до одной были хороши, но ни одну из них не смог представить в роли своей жены. Тут оркестр вновь заиграл, он обрадованно улыбнулся, поискал, куда бы бросить окурок. Рядом с дверью лифта увидел междугородний телефон-автомат, решил после ресторана позвонить домой.
К немалому удивлению, когда он вернулся в ресторан, за столиком сидели две девицы, со всех сторон окруженные замысловатыми закусками и кушаньями.
— Извините, мы тут без вас, — сказала одна из них, жгучая брюнетка, как-то странно, вбок, улыбнувшаяся ему. — Мы, вообще-то, из-за тех столиков, — она показала в угол, — но к нам неожиданно еще пришли и мест не хватило…
— Ничего, ничего, — поспешно успокоил ее Толик Жарков, усаживаясь на свое место.
— У вас больше никого не будет?
— Нет, я один.
— Может быть, к нам еще одна подруга сядет, вы не против?
— Ну что вы! Нет, конечно, пожалуйста.
Жарков сидел за столом и не знал, как себя вести дальше. А соседки, изредка перекидываясь фразами, дружно ели курицу, запивали сухим вином и ничуть не обращали на него внимания. Пришла официантка и поставила перед девицами две глубокие чашки с водой.
— Вам горячее нести? — спросила она Толика.
— Да, пожалуйста.
— И сто грамм? — не забыла она.
— Конечно, — Толик покосился на девиц, — сто пятьдесят.
Вторая соседка Толику понравилась больше. Была она беленькая, маленькая, вся какая-то аккуратная, правда, с уже обозначившимися морщинками в уголках светло-серых глаз.
Когда появилась водка и ромштекс, Толик налил себе, посмотрел на разговаривающих девиц и выпил. Едва он поставил рюмку, как брюнетка, скосив на него густо подкрашенные глаза, недовольно спросила:
— Что ж вы это так, будто один за столом сидите?
— Что? — растерянно спросил Толик.
— Я говорю, будто вы с нами и выпить не хотите?
— Почему же, — смутился Жарков, — я… с удовольствием.
— Тогда давайте, — брюнетка подняла фужер и опять улыбнулась. — Люба, держи, — потребовала она от подруги.
Они выпили, и Толик захрустел картофелем фри. Оркестр играл, и солистка пела о том, чтобы никто не покидал своих возлюбленных. Опять танцевал беспокойный капитан, на этот раз уже значительно плотнее прижимаясь к полненькой партнерше. Потом вдруг распахнулись двери в банкетный зал и оттуда гурьбой повалила веселая молодежь, в центре которой белело подвенечное платье невесты.