Нелинейная зависимость
Шрифт:
Скромное такое резюме, «лоховское», как сказал бы Валька. Об отсутствии прописки можно было и не писать.
Такие знакомства волновали еще и потому, что всегда развивались от малого к большему, переворачивая реальность волной ярких фантазий. Сначала письмо. Только текст. Чаще всего строгий, без всяких излишеств, но уже несущий массу информации, становящейся пищей для домыслов и предположений. Прежде всего имя. Как хорошо, что существует столько разных женских имен, различающихся на звук, на запах и даже на цвет.
Андрей порылся в собственной памяти и понял, что ни одной близкой знакомой Алены у него не было. Это добавило новый привкус к букету — Алена, Аленка, Аленушка… Андрей взвесил имя со всех сторон, пробуя его на гибкость, тепло и мягкость.
Наверняка у нее короткие темные волосы. Очень мягкие и пушистые, как имя. И длинные ноги, которые она любит оставлять открытыми, как бы сама для себя. Многие женщины серьезно считают, что для себя одеваются с сексуальным оттенком, для себя наносят макияж на лицо, пользуются духами и нежным ароматным шампунем. Но на самом деле это все для него, для Андрея. Чтобы он мог видеть их, ощущать их запах и тепло. Пусть они даже не знают об этом, пусть даже думают, что это не так. Для него лично это ничего не меняет.
После письма обычно бывает голос по телефону. Это целая лавина фантазий, основанных на ассоциациях с тембром, манерой разговора, акцентом и лексикой. Тут уже можно представлять первые фразы при встрече, и каким будет развитие разговора, и как его можно будет повернуть в нужную сторону.
Первый звонок Андрей всегда делал с мобильного телефона. И вовсе не потому, что боялся определителя номера, а потому, что не хотел доверять голоса своих женщин коммуникационным линиям города. Голоса принадлежали только ему, это было его право первой ночи. Эфир бесплотен и всеобъемлющ, а значит, не может быть частью Москвы.
И еще где-то на подсознательном уровне Андрей боялся, что город-женщина может защитить девушек. Он лишь недавно поймал себя на этом страхе, который и сам не мог себе объяснить. Может быть, не вовремя оборванная линия, не туда направленный звонок, гипотетическая возможность чем-то выдать Андреевы намерения… Ощущение это было лишь ощущением, но постепенно оно делалось все сильнее и сильнее, став неотъемлемой частью игры и одновременно хоть сколь-нибудь приемлемым объяснением тяги Андрея к мобильным звонкам.
Он машинально заглянул в пустой холодильник, махнул рукой, сожалея о том, что не купил никакой воды, и вернулся в комнату. Запустил кондиционер. Тот с тихим шорохом начал быстро выдавливать жару за пределы квартиры. Дневная усталость отступала вместе с ней, потягивая мышцы на руках и ногах, расслабляя поясницу и плечи.
Надо ополоснуться.
Теплая ванна всегда настраивала его на рабочий лад, помогала собрать разрозненные мысли в единое рабочее тело. Андрей пошел в санузел и, наполнив ванну водой, погрузился в нее по самый подбородок. Он лежал довольно долго, но сегодня это не помогало — не так просто было избавиться от мыслей о предстоящей встрече. Он представил, как Алена войдет в офис и, стесняясь, будет прятать глаза, начнет нервно перебирать бумаги, говорить разные глупости и смущенно смеяться невпопад. А он будет сидеть напротив, не спуская с нее взгляда, и нарочно затягивать паузы, заставляя девушку чувствовать себя еще более неловко. Обычно это окончательно выбивает провинциалочек из колеи. Москвичка бы встала и ушла, может, и дверью бы хлопнула, но провинциалки остаются, потому что каждый шанс для них — уникальный. Они думают, что всегда смогут разорвать паутину, натянутую Андреем, они хотят верить в свою способность постоять за себя, поэтому демонстрируют ее при каждой возможности. Нарочитая независимость, выраженная в интонациях разговора, в подборе одежды… И всегда это выглядит чуть комично — дорогие брюки и дешевая кофточка, стильные туфельки и помада из ларька возле дома. Этим они возбуждают его до неистовства — демонстративной независимостью и одновременно потребностью в защите.
С ними можно быть добрым и сильным по-настоящему. Ведь любая малость, которую москвичка воспримет как должное, для них становится ступенькой наверх. И чем незащищеннее была девушка, чем больше она показывала шипы, выращенные за время штурма Москвы, тем сильнее ему хотелось ласкать ее, обнимать и делать для нее маленькие чудеса.
Несколько лет назад Андрей прочел Михаила Веллера — «Приключения майора Звягина». Он не мог оторваться, читая про настоящего, непридуманного волшебника, живущего в большом городе и творящего чудеса. Но особенно восхитил его рассказ «Некрасивая», где Звягин помогал затюканной неудачнице стать счастливой красавицей. Она была никому не нужная и совершенно пропащая, но Звягин подарил ей не только физическую красоту, он смог ободрать с нее те самые шипы, которыми такие натуры пытаются защититься от всего мира. На взгляд Андрея, в этом было гораздо больше эротики, чем если бы Звягин сдирал с нее одежду.
Андрей перечитывал этот рассказ раз тридцать, уже почти как порнографию, а не как беллетристику. Он представлял себя на месте Звягина: как заставляет ее обливаться холодной водой, как гоняет на лыжах, как заставляет делать еще тысячу бесполезных действий и лишь десять полезных, чтобы она как можно больше зависела от него и как можно больше его ненавидела.
Он не мог понять, почему Звягин отказался от секса с ней. Это было немыслимо. Даже сейчас, в ванной, от этих мыслей его тело налилось нарастающим возбуждением. Захотелось сбросить его, выплеснуться, опорожниться, но Андрей знал, что сегодня этого делать нельзя, иначе в завтрашней встрече многое будет потеряно. Острота — вот что главное. Иначе столь сложная игра теряет всякий смысл.
Он постарался расслабиться, затем облился из душа холодной водой. И все равно сердце колотилось быстрее обычного. Андрей с усмешкой вышел из ванной и, надев белье, отжался от пола двадцать пять раз. Он делал так еще на срочной службе, борясь с тем же самым. Помогло.
Теперь, если не дать фантазиям себя победить, можно будет работать почти до утра.
Он надел халат и вошел в комнату, которую друзья называли лабораторией, а он сам по-простому — кабинетом. Хотя на лабораторию это было похоже больше. Часть стены занимали металлические шкафы выносных модулей оперативной и жесткой памяти, эдакие серые холодильники от пола до потолка. Они источали тепло и перемигивались рядами разноцветных светодиодов, рассказывая о направлениях и скоростях обмена информацией. И хотя каждый из модулей работал почти бесшумно, все вместе они наполняли комнату равномерным шелестом, едва слышным, но пожирающим практически все негромкие звуки как внутри кабинета, так и снаружи. Андрей проработал на этой машине уже два года, но не знал точно, сколько в ней памяти. Когда не чувствуешь недостатка в чем-то, точные цифры не держатся в голове.
Мысли непроизвольно снова перескочили на женщин — Андрею понадобилось бы несколько минут, чтобы сосчитать всех, с кем ему удалось довести игру до конца. Но даже после этого он бы не был уверен в точности цифры. В памяти оставались только яркие имена тех женщин, которые подарили ему либо запоминающуюся игру, либо незабываемые ощущения. Воспоминания о серых, ничем не примечательных мышках оставались в малодоступных уголках памяти или замещались более красочными фигурами с такими же именами.
Еще запоминались скандалы, как с Мариной, о которой напомнил Артем. Больше всего Андрей не любил, когда игра начинала идти не по его правилам. Странные бывают женщины… Ну, не хочешь, не давай — насиловать никто не собирается. Так зачем бегать потом и выяснять: отчего же он, Андрей, не хочет с ней больше встречаться? Это не просто глупо, это подло. Почти так же подло, как не предупредить об отсутствии контрацепции. О таких случаях Андрей предпочитал не вспоминать вовсе.
Мысль о возможности случайной беременности смыла эротические фантазии как волной, снова вернув мозг в рабочее состояние. Андрей сел в кресло. Три плоских монитора, выстроенные в ряд, напоминали не столько рабочее место ученого, сколько пульт управления звездолетом. Сразу за ними поднимались почти до потолка металлические этажерки, заставленные десятками приборов, — серые, черные, серебристые короба, насквозь проросшие толстыми экранированными проводами. Все это мигало, светилось шкалами и флюоресцирующими экранами. Когда наступала ночь, Андрей не любил включать свет — оставаясь в темноте, он наслаждался растекающимся свечением.