Нелюбовь
Шрифт:
– Мы уже делали это. – Она всплескивает руками. – У нас есть оборудование, комбик, и мы оба играем на Синди!
– Синди – развалюха! – Взрываюсь я. – Ей сто лет в обед! Эту электрогитару мы выкупили у чокнутого алкаша, который колотил ею собаку во дворе!
– Синди – легенда! – Вскрикивает Алена. – Она живее всех живых! И не забывай, благодаря этой покупке мы тогда спасли и ее, и собаку – сразу две жизни!
– Бред. – Выдыхаю я.
– Чего ты боишься? – Уставляется на меня подруга.
Я смотрю
– Не знаю. – Отвечаю, пожав плечами. – Наверное, у меня голова просто забита другим.
– Чем? – Она морщит нос. Ей плевать на море, Алена смотрит на меня, уперев руки в бока. – Твоей пустышкой Полиной?
– Может быть. – Тихо отвечаю я.
– Тогда музыка – это то, что тебе нужно.
– В смысле? – Я улыбаюсь, глядя вдаль.
– В том смысле, что девушки обожают музыкантов. На тебя будут вешаться толпами, Высоцкий. Все с ума сойдут!
– Мне не нужны все. – Задумчиво говорю я. – Мне нужна только она.
– Ну, вот. – Хмурится она. – А я о чем. Так ты в деле, да?
3.1
– Нужно, как следует, подумать над деталями. – Прищуривается Никита.
– Что тут думать? – Мне хватает выдержки не усмехнуться. – Это же ты у нас уверенный в себе, а я вечно сомневающаяся, забыл? – Подталкиваю его плечом. – Ты хочешь этого, признайся.
– Может быть. – Продолжая мерить взглядом горизонт, произносит друг.
– Хочешь. – Киваю я, читая его мысли. – Мир должен слышать твои песни!
– Нет. Твоя музыка совсем не нуждается в моих словах.
– Неправда. Она без них мертва.
Теперь он поворачивается и внимательно смотрит мне в глаза. Я сглатываю. Этот момент так похож на тот, на прощальной вечеринке, когда Никита чуть меня не поцеловал. Время тоже на мгновение будто останавливается, и мир вокруг нас исчезает. Его теплый взгляд ловит меня в сети, окутывает, заставляет мурашки разбежаться по коже.
Никита молчит, и я буквально физически ощущаю хрупкость момента. Мои руки немеют в желании поправить прическу, одернуть блузку. Он глядит так пристально, так проникновенно, что все внутри меня сжимается от желания узнать, что же означает этот взгляд.
Мне требуется усилие, чтобы скрыть свои чувства, не выпустить их на волю. Хотя… какая разница? Может, будет лучше, если Никита узнает о них? Может, это заставит его взглянуть на меня по-другому?
– Мур. – Говорит он вдруг.
Коротко улыбается и отворачивается к воде.
У меня в горле пересыхает, и я не могу даже произнести это гребаное «мяу».
– Я в деле. – Наконец, отвечает Никита. – Не обещаю, что мы порвем чарты и будем собирать стадионы. Даже не гарантирую, что нам удастся собрать команду и уговорить их играть нашу музыку,
– Нашей мечте. – Поправляю я тихо.
– Да. – Кивает он. – Я же обещал поддерживать тебя в любой каше, которую ты заваришь. Так что, да, я в деле. Даже если не получится ничего толкового, это будет весело. А я люблю веселиться с тобой.
Его рука обнимает меня за плечи, и я прижимаюсь к его груди. Мы вместе смотрим на блестящую гладь моря, и я пытаюсь представить, что он воспринимает меня не только как сестру.
Не получается.
– Идем к остальным. – Говорит, наконец, Никита и тянет меня за собой.
Мы спускаемся к воде и присоединяемся к ребятам, расположившимся на старом бревне. Чуть поодаль пляж чище и лучше, но там не протолкнуться от количества туристов. Нам больше нравится здесь: тут уютно местным, которые знают толк в отдыхе на берегу.
– Держи. – Никита отрывает для меня кусок каравая.
– Спасибо. – Я сажусь с края, рядышком с ним.
Свежий домашний хлеб не требует дополнений – ни масла, ни сыра, ни колбасы. Горячий, ароматный, с хрустящей корочкой – невероятно вкусный, он просто тает во рту. Уже только из-за него можно всей душой любить Лазорев. Такого хлеба я больше не пробовала нигде.
Ребята скинули обувь, вытянули ноги и болтают о всякой ерунде. Бутылка ходит по кругу, и каждый делает из нее по глотку. Говорят, южное вино как компот, и его можно даже младенцам, но если нас с ним тут застукают взрослые, то всем нам очень не поздоровится. Поэтому Дрыга предусмотрительно обернул бутылку бумажным пакетом.
– Кто хочет искупаться? – Через полчаса вдруг спрашивает Костя.
– Ой, нет, это развлечение для туристов. – Кривится Дрыга.
– Леш, ну, пойдем? – Тянет его за руку Ксеня.
– Лучше посидим. – Он трясет бутылкой.
– Ладно. – Нехотя соглашается она и опускается обратно.
– Костя, я могу подержать твою одежду. – Предлагает Тая Якимушкину.
– А… – Он косится на бревно, где мог бы ее оставить, но тут же соглашается. – Хорошо.
– Я тоже пойду. – Вызывается Денис.
– Никита, ты пойдешь? – Обращаюсь я к другу.
– Позже, не сейчас. – Отмахивается тот.
Похоже, его разморило на солнышке. Он расстегнул рубашку, закатал рукава, но, все же, ему не хватает прохлады.
– Надеялась, что он снимет джинсы, и ты полюбуешься на его крепкую задницу? – Хихикает Тая, когда мы с ней пускаемся вслед за парнями к кромке воды.
– Что? – Я едва не теряю дар речи.
– Да брось. – Загадочно посмеивается подруга. – Вы отлично смотритесь вместе. Я уже устала умиляться, глядя на ваши обнимашки, семейные ритуалы и прелюдии! А чего только стоят эти ласковые прозвища – сама готова замурлыкать!