Немая
Шрифт:
Послушно сделала шаг в чуть заметное марево. Ощущения те же: лёгкое головокружение и туман перед глазами, которые быстро проходят, стоит сделать пару шагов вперёд.
Вышли к опушке леса, растущего на возвышенности, с которой можно осмотреть окрестности. Вдали деревня немалая. Дворов сотня, наверное. Дорога по низине проходит, по которой в сторону деревни плетутся несколько лошадок, запряжённых в гружёные телеги.
– Не видставай! – окликнула бабка, и я, понимая, что иду из последних сил, потрусила на её голос.
Вдруг где-то совсем рядом заорал петух. «Вроде на закате они не поют?» – подумала я
– Слыш, кочет спивае? То дом близко. Как мене почуе, так зараз спивать починат, – рассказывала бабка, которую я почти уже не слышала.
Вдруг мне резко полегчало. Оказывается, стоим мы уже у крыльца дома, обнесённого высоким и крепким забором. Корзину старуха у меня забрала и в дом занесла. Я со стоном села на край ступеньки, пытаясь прийти в себя. Ноги и руки мелко подрагивали.
– На, попей, – хозяйка сунула в руки деревянный ковш. Я жадно глотала тёплую воду. Наверное, в ведре весь день стояла. А может, и вовсе с вечера, зачем-то подумала я, постепенно приходя в себя.
Пых скулил, и я вытащила его из корзины. Малыш был грязный и вонючий. «Горюшко ты моё! Что же мне теперь с тобой делать? Как лечить? Но сначала помыть надо», - вздохнула, осматривая двор. На углу дома для сбора дождевой воды стояла большая бочка, а рядом горшок глиняный с отбитым краем. Думаю, можно будет им воспользоваться. Вряд ли это «чистая» посуда.
Пых возмущённо орал. Не любит мой питомец мыться. На шум старуха вышла из дома. Забрала стоявший на перильцах ограждения ковш, заглянула в грязную корзинку, покачала головой.
– Дрыще твоё куценя, – не столько спрашивая, сколько утверждая сказала она.
Со вздохом кивнула. Мокрого, но чистого Пыха завернула в полотенце, высушивая шёрстку. «Лапушка мой», - согревая, прижала его к груди. Первая живая душа, встреченная в этом мире. Маленький, ещё более несчастный, чем я, пушистый комочек. Понять, что зверушка нуждается в лечении было не сложно. Что же делать?
– Треба, шоб оно выпило усе, бо сдохне, – бабка вернулась с деревянной ложкой в руках. В круглом черпачке плескалась тёмная жижа. – Ты куцыня тимай, а я в пасть лить зачну. Може, оклемается.
Почему-то мне казалось, что зверька нельзя принуждать. Вот интуиция вопила – нельзя с ним так! Забрала ложку у старухи, вернулась на ступеньку. Держа малыша на коленях, подсунула питьё ему под мордочку:
«Пых, это надо выпить. Иначе ты умрёшь, уйдёшь за грань, оставишь меня одну, - не зная, как объяснить маленькому существу, что такое смерть, я вспоминала разные синонимы. – Бабка предлагает поить тебя насильно. Но я так не хочу. Знаю, что ты тоже не хочешь, чтобы тебя держали. Пей сам. Ты же умный. Пей, Пых, пей!» – мысленно уговаривала я питомца.
Найдёныш вздохнул тяжко, понюхал зелье, отстранился и потряс головой. Ещё раз вздохнул и начал лакать. Останавливался, демонстрируя всем своим видом, что пойло «бе-е-е!», но вылакал всё до конца.
– Ось як ты его ублагала? – удивилась старуха и ушла в дом.
Положила уставшего Пыха на нагретое мною место, взяла корзинку и пошла её отмывать. Выбросила в мусорную
– На, поснидай, та лягай почиваты, – старуха протягивала мне ломоть хлеба и кружку.
Глазами показала на Пыха. Он тоже есть хочет.
– Ни. Ему до утри исты незя. Треба, шоб брюхо споковалось.
Есть очень хотелось. Но мне показалось, что по отношению к голодному питомцу поужинать будет нечестно. И я отрицательно покачала головой. Старуха равнодушно пожала плечами и поманила меня за собой.
В углу просторных сеней стоял приземистый широкий сундук. На него старуха кинула висевший тут же тулуп.
– Лягай! – коротко бросила и ушла в дом.
Легла. И Пыха под бок положила. Повозилась, устраиваясь. Под голову, вместо подушки, подвернула рукав. Нащупав свободный край, прикрыла им ноги.
Всё лучше, чем под открытым небом у реки, решила я и уснула.
Глава 3
«Пых, ты мешаешь!»
Малыш играл с метёлкой длинной камышины, вытаскивая её из охапки, которую я волоком тащила в горку.
Мы уже десять дней живём в доме бабы Марыси, и я как могу помогаю ей по хозяйству. Вчера старуха с самым невинным видом пожаловалась, что прохудилась крыша на сарайке и ближайший дождь зальёт кур. Если бы в курятнике жил один петух, то ни за какие коврижки не взялась бы за муторное дело восстановления крыши. Заросли камыша росли под горой, на которой стояла бабкина хата, у тихой речушки, вытекающей из деревенского пруда. Сколько раз за сегодня я уже спустилась к реке и гружёная поднялась назад? Со счёта сбилась. По колено в грязи старым серпом срезала длинные стебли, связывала их потрёпанной холстиной и тащила во двор.
Зловредный петух, взгромоздившись на забор, злорадно наблюдал за моей каторгой. За эти дни жизнерадостными воплями в четыре утра он разбудил во мне жажду убийства. Мерзкая скотина встаёт раньше солнышка, взлетает на крышу над моей головой и начинает перекличку с деревенскими петухами. Причём отвечает каждому. Сволочь!
Но в сараюшке, помимо горлопана, ютился и его гарем из шести курочек. Бабка ежедневно к миске каши выдавала на завтрак сваренное вкрутую яйцо, которое я по-братски делила с найдёнышем. Малышу расти надо, а значит, нужен белок и жиры животного происхождения. От овощей и каши не окрепнешь.
Та первая ночь на сундуке нас сроднила. Произошло нечто невероятное. Я осознала, что малыш действительно слышит мои мысли, обращённые к нему. А я понимаю его желания. Бабкино зелье успокоило расстройство кишечника, и Пых проснулся довольным жизнью, хоть и жутко голодным. Хорошо упревшая пшённая каша, ломоть хлеба, кружка молока и яйцо показались мне царской едой. Отыскав вчерашнюю ложку, объявленную хозяйкой опоганенной зверем, отложила туда немного каши, накрошила желток и залила молоком. Белок прибрала в берестяную коробочку, чтобы до обеда, который, надеюсь, будет, покормить ещё раз.