Немцы в России. Мятежный род Баллодов между немцами, евреями и русскими
Шрифт:
Через сто лет после присоединения Остзейского края к России православие еле теплилось [26] . В 1800 году в ведении Рижского духовного правления находилось 18 церквей и 16 290 православных прихожан (менее 1 % населения). Правда, понемногу обустраивались: в 1814 году был образован приход при кладбищенской церкви Всех Святых в Риге, в 1818 году – при кладбищенской Покровской церкви. В 1825 г. построен храм Александра Невского (на улице Бривибас, бывшей Ленина, перед тем Адольфа Гитлера, а еще раньше – при царе – Александровской).
26
www.pareizticiba.lv/index.php?newid=54&id=34
1841 год и судьба епископа Иринарха
1841 год был неурожайным, и так уж случилось, что ситуация с русской верой в корне изменилась. Голодные крестьяне не в силах были работать, и… их стали чаще пороть. Пороли на работе и в волости, у
9 июня 1841 года группа искателей защиты и справедливости забрела к православному епископу Иринарху. Благо, его резиденция находилась в переулке от замка. Иринарх был первым православным епископом в Риге. Его назначили в 1836 году. Жил он скромно и в жизнь губернии не вмешивался. Но голодных крестьян принял, принял по-христиански, накормил и дал милостыню. Такое обращение епископа привело в изумление посетителей. Они впервые встретили барина, который не ругался, не угрожал побоями, а обращался с ними как с людьми. Весть о добром русском епископе скоро разнеслась по Лифляндии.
Епископ Рижский Иринарх (1790–1877), на Рижской кафедре в 1836–1842 гг.
Проследим развитие событий по материалам архивного дела из фонда жандармерии «0 крестьянах Венденского уезда Лифляндской губернии, изъявивших намерение переселиться в другие места» [27] .
Дело начинается 19 июня 1841 года с рапорта находящегося в Лифляндии подполковника корпуса жандармов Кирша шефу жандармов графу Бенкендорфу. Кирш сообщает о сделанном ему заявлении 30 крестьян с желанием переселиться куда угодно: «Побудительные к тому причины, как крестьяне объявили мне все единогласно: голод и совершенное расстройство, происходящее от обременительной барщины». Не успел барон Пален выполнить команду Бенкендорфа – провести «строжайшее разыскание без промедления времени», «арестовать писаря Лукина», согласно рапорту Кирша, читавшего «публикации правительства о намерении поселить крестьян в теплом климате», как последовал второй рапорт Кирша, от 3 июля, все о том же желании переселиться в южные страны, которое изъявили 172 крестьянина.
27
ГФРФ, ф. 109, оп. I, д. 132, 1841 г.
15 июля Пален сообщает Бенкендорфу, что «велел публично наказать палками некоторых явившихся, обнаруживших особое упрямство, и для большего действия такого остерегательного примера я приказал всем сим людям обрить часть головы». Пален распорядился объявлять в церквях о необоснованности слухов о переселении. Однако это не возымело действия. Народ буквально повалил в Ригу.
И уже в июле того же года крестьяне расхрабрились до того, что подали епископу Иринарху около 30 коллективных прошений от имени нескольких тысяч крестьян. Епископ растерялся. Иринарх пояснял, что в прошениях затронуты мирские вопросы, а он, как служитель церкви, ничем помочь не может, кроме как передать их представителям высшей светской власти. Что же до перехода в православие, у кого желание искреннее, то их просьбы могут быть удовлетворены согласно церковным законам. Прошения о присоединении к православию Иринарх препроводил обер-прокурору Синода графу Протасову. Тут уж всполошились остзейцы. Весть о том, что Иринарх принимает от крестьян прошения и препровождает их в Синод, сильно взволновала помещиков. В этом они усмотрели нарушение так называемых «аккордных пунктов», хотя к тому времени условия договора петровских времен об особых привилегиях остзейской знати изменились, так как уже в 1832 году Николай I издал закон, который разрешал жителям Прибалтийских губерний переходить в православие. Помещики почувствовали большую опасность: если епископ станет на сторону крестьян, они смогут доводить до сведения высшей власти свои жалобы на жизнь в провинции. Православная же церковь находилась вне сферы влияния помещиков. Приняв православие, которое опиралось на русскую государственную власть, крестьяне не только обретали независимость в сфере религии, но могли использовать его как орудие борьбы против власти помещиков. И местное дворянство начало отчаянно нападать на Иринарха. Его положение было сложным. Быструю поддержку от государственной власти он не мог получить, ибо высшим представителем верховой власти в Риге был генерал-губернатор Пален, а он всецело стал на сторону помещиков. Первым делом они постарались строго изолировать самого Иринарха. Вокруг его резиденции установили полицейские посты. Направляющихся к епископу крестьян ловили и жестоко пороли. Наказывали даже горожан, которые показывали путь к епископу. Пален лично просил епископа не принимать просителей крестьян, но тут, однако, Иринарх наотрез отказался. Тогда Пален, при посредстве шефа жандармов графа Бенкендорфа, также лифляндского дворянина, просил Николая I принудить Иринарха принимать только те просьбы крестьян, которые касаются вопросов веры.
Пален организовал в Вендене (Цесис) следственную комиссию, которая ему сообщала: «По всему округу распространился злой дух упрямства, и дело дошло до того, что брожение крестьян нельзя уже ликвидировать мирным путем, ибо тайное брожение грозит вылиться в бунт, разрушение и кровопролитие». Пален доносил в Петербург, что сам Иринарх и его духовенство являются зачинщиками крестьянских волнений и что духовенство готовит крестьян к переселению в «теплые края». При поддержке Бенкендорфа Пален схватку все же выиграл. 5 октября 1841 года епископа Иринарха под надзором увезли из Риги. Его назначили во Псков, но повезли окольным путем – через Митаву и Шаули, дабы крестьяне Венденского уезда епископа не отбили. Тем самым переход в русскую веру был приостановлен.
Достойно удивления мужество крестьян, которые в присутствии своих суровых господ говорили послам царя: «Мы ничего другого не желаем, как быть одной веры с царем и быть только под властью царя». Трудно поверить, что в уме у них не теплилась надежда на облегчение своей участи, надежда на получение земли где-то в теплых краях, но нет тому доказательств в архивных документах.
Пален потребовал от правительства прислать войска, дабы усмирить непокорных. И случай применения войск нашелся. Карательную экспедицию послали в Яунбебренскую волость, где крестьяне отказались выдавать агитаторов, призывавших будто бы к мятежу. А бунт состоял всего лишь в том, что на картофельном поле обозленный мужик пошел с колом на урядника. Урядник с испугу ускакал, а имя бунтаря крестьяне отказались называть. Пален потребовал войск. Прислали семь рот солдат, сорок казаков с двумя пушками. Устроили полевой суд, 108 бунтарей прогнали сквозь строй, мужчин по нескольку раз (били шомполами), многих сослали в Сибирь [28] . «Слава Богу, теперь, кажется, все хорошо окончилось, по крайней мере на сей раз», – так писал шеф жандармов граф Бенкендорф генерал-губернатору Палену. Защитники немецкого дворянства решили, что опасность миновала, ибо крестьяне были напуганы карательными экспедициями и военными судами. Но оказалось, что события 1841 года не уничтожили бунтарский дух крестьян. А деятельность епископа Иринарха вселила в сознание крестьян надежду, что не все власть имущие смотрят на крестьян как на рабочий скот.
28
В латышской литературе это событие описано как «картофельный бунт», см. Кrodznieks J. Zemnieku nemieri 1841. gada.
Епископ Рижский Филарет (1805–1866), на Рижской кафедре в 1842–1848 гг.
В 1842 году в Ригу прибыл заместитель Иринарха – епископ Филарет (был до того ректором Духовной академии). Он занял выжидательную позицию: как бы не вышло, как с Иринархом, как бы местное дворянство его не выгнало. Но как только Филарет прибыл в Ригу, у его квартиры стали толпиться просители крестьяне. Кроме латышей, у дверей епископа начали появляться и эсты (из эстонской части Лифляндской губернии). Генерал-губернатор Пален послал царю обширный доклад, в котором переход латышей в православие освещал как революционное движение. Епископ Филарет же добился того, что в Петербурге была учреждена особая «комиссия по балтийским делам», а для выяснения местных условий правительство несколько раз присылало ревизоров. Они доносили, что немцы вводят правительство в заблуждение. Тем самым постепенно изменялась ситуация и в Петербурге: сам царь, правительство, русское общество и пресса переменили свои взгляды на балтийский вопрос. Поменялась и власть: в 1844 году Бенкендорфа не стало. Его сменил граф А. Орлов.
Звездный час Давыда Баллода
Начало движению было положено 27 февраля 1845 года прошением Рижской гернгутерской братской общины. Инициатором обращения был Давыд Баллод, сын дворохозяина из Мадлиены, в дальнейшем рукоположенный в священники [29] . Из разъяснений, которые Баллод дал полковнику военного министерства К. Ф. Опочнину, следует, что все началось с конфликта гернгутерской общины с немецкими пасторами Ширеном и Трейем. Гернгутеры подали прошение епископу Рижскому о позволении собраний для молитвы. Как пишет Опочнин:
29
Эти события подробно описал Гаврилин А.: «Латышский священник Иаков Михайлов» // Православие в Латвии. Исторические очерки: – Сб. статей под ред. А. В. Гаврилина. – Рига: Филокалия, 2007. С. 11–27.
«Просьбу сию епископ от них принял и дал латышские книжки православного богослужения, молитвы и катехизис, чтобы их посмотрели, как они понравятся. По прочтению оных он спросил их: не хотят ли принять русскую веру? Они отвечали, что если позволят иметь братские собрания для молитвы и по братским книгам, тогда они примут русскую веру <…> Они просили о церкви, и Преосвященный хотел о постройке оной представить высшему начальству. Они также просили, чтобы позволено было поставить скамейки в русской церкви и звонить в колокола на оба края. После сего они остались тем довольны и перешли в русскую веру и присоединились охотно, без всякого принуждения и без всяких ожиданий за то каких-либо земных выгод – только ради молитвы».