Немцы
Шрифт:
— И вот подползает как-то после заседания клуба «Право отца» особенно такое омерзительное…
— Неправда. Вы мне сразу показались… необычным. Не обижайтесь.
— Не переживай, Вероника…
Она пошуршала чем-то возле телефона, устраиваясь удобней.
— Так волнующе, когда говоришь «ты». Скажи еще.
— Потом обсудим, — Улрике уже дважды заглядывала в спальню в неторопливых поисках необходимых предметов.
— Не можешь больше говорить. Вот, чтобы облегчить тебе жизнь: женщина, твой адвокат, звонила тебе по делу. Она забыла тебе сказать. Вернее, не смогла. Рассмотрение дела может затянуться. Твоя бывшая жена беременна. Не знаю срока, но уже заметно.
Когда Улрике раздраженно и не объясняя причин плохого настроения уснула
Перевел бинокль на «чуть ниже» — кухонные окна, много кухонных окон. Эбергард вдруг увидел мужчину, курящего на балконе, и чуть не опустил бинокль от жаркого смущения — показалось: мужчина немедленно его подглядывание обнаружит.
В немногих окнах горел еще свет, но их плотно занавешивали шторы. Лишь несколько кусочков открытой, цветной жизни. Когда Эбергард увидел первого человека за окном, сердце его почему-то слышно забилось. Это была пожилая женщина в очках, волосы заколоты на затылке. Сидела она лицом к окну и что-то делала руками. Например, писала. Долго. Потом сняла очки, обернулась в угол, и кухня вдруг осветилась, добавилось яркости в цветных деталях — это она включила телевизор. И теперь смотрела в тот угол, долго, Эбергард устал уже за ней наблюдать. Не отворачиваясь от телевизора, она вслепую достала дряблой рукой с плиты большой чайник с обгоревшим донцем и налила себя кипятка в огромную кружку.
Точно под ней, на этаж вниз, не спал еще человек. Мужчина в пижаме сосредоточенно ел. Вычищал зубами что-то похожее на арбуз, хотя арбузам еще не сезон. Доел и встал готовить себе следующую еду на плите. Эбергард понял: у мужчины большие планы.
На еще одной кухне Эбергард обнаружил голую женщину. Он не понимал, что она голая, пока, выходя из кухни, женщина не повернулась спиной и он не увидел худую бледную спину и обнаженное раздвоение ягодиц.
Остальные спали. Нет, на последнем этаже, под крышей вышла на свет — в зале — женщина: длинные темные волосы, розовый халат. Походила вперед и назад, словно чтобы заснуть, ей требовалась именно такая подготовка, подошла к подоконнику и в кулаке ее заметался огонек — курить? Нет, зажгла свечку, присела и начала молиться. Крестилась подолгу, потом в каждой комнате, постояв, прижав руки к груди, над теми, кто в комнатах этих спал, — погасила наглухо свет.
Монстр на полторы недели засел на дачу, в неплановый отпуск, оставив и.о. Гуляева, а не свежеутвержденного Хассо, — Гуляев копил почту, не подписывал, на всякий случай, ничего и готовился в трудную минуту в реанимобиле укатить на больничный; старушка из протокольного отдела мэрии и о. Георгий (Кудрявко), помощник депутата Иванова-1, независимо друг от дружки утверждали, что держали в руках распоряжение об увольнении монстра, подписанное мэром, но монстр вернулся с дачи и в среду созвал «общее совещание», на него бежали спотыкаясь: прощаться? (Эбергард спрятался на городском семинаре по размещению политической рекламы), но монстр заслушал по-быстрому «организацию отдыха на водоемах» и «дислокацию бахчевой торговли», с ненавистью посматривая на Гуляева, похвалил Хассо: «стремительно осваивает фронт работ», и раздавил начальницу управления потребительского рынка, но тоже оперативно, — та умно повалилась в обморок, а с утра попросила неделю за свой счет к умирающему отцу и много раз повторяла потом: повезло, что отец в эту неделю и умер, монстра не обманула — он бы не простил!
Секретаршу Хассо привел свою, стареющую и безумную Зинаиду; когда Эбергард звонил: можно соединиться с Хассо? — она который год уточняла: «По телефону?»
— Зайду спрошу, — страхуясь и смягчая возможный удар, — кажется, к нему кто-то заходил.
И не возвращалась долго, Эбергард уже выкатил и закрепил на лице декорацию: «А ничего и страшного! Я на следующей недельке загляну» — но Зинаида, вынося пустые чашки и ощерившуюся папку с расписанной почтой, показала:
— Проходите, — но с таким видом, что принимают Эбергарда только благодаря ее просьбе и она, дура, простая душа, уже наказана, посему — в последний раз.
Эбергард почуял такую… тоску! — уж лучше бы Хассо его не принял!
Хассо сидел в новом, затейливо посверкивающем легоньком костюме, в бывшем кабинете Кристианыча чем-то благородно и уместно пахло — ожидалось явление монстра на «новоселье». Хассо подчеркнуто вышел из-за стола и сел напротив за приставной столик — ведь ничего не изменилось? А что могло измениться?
Эбергард сиял и читал соответствующие разделы «Азбуки отношений»: потери — Хассо не обнял, не предложил чаю, не повел в комнату отдыха, достижения — но они же не договаривались, первый заместитель префекта очень занят, Эбергард должен понимать, он же свой, Хассо ведь не остался за столом (помахать мог весело рукой: привет! развалиться свободней в кресле в знак высокого доверия — да и остаться как-то вот поближе к важным бумагам и телефонам), не начал ведь с «что там у тебя?» в режиме «буквально одна минута!».
— Давит, — пожаловался Хассо на огромный портрет мэра, схватившегося за подбородок над его рабочим столом, — а вынести не могу. Не поймут. И поменьше попросить не могу — тоже не поймут.
— Будешь надувать щеки? — Пусть и Хассо заглянет в «Азбуку отношений»: Эбергард зашел просто так, главное говорится именно в такие визиты. — Думаешь, надолго?
— Знаешь, у меня голова кругом не идет, — Хассо с затруднением, может, последний раз в жизни, сдулся до естественных размеров, почернел, вытянул руку через стол и включил радио (ага, пещерные люди забивают камнями мамонта, провалившегося в ловчую яму, — каменный век!). — Его же кадры умеют только, — Хассо щипнул воздух пальцами, — и… — двинул в пустоту кулаком. — Всё провалено, еще одну морду мэр ему просто не утвердит. Поэтому — я. Системная биография, из семьи, в городе меня знают, — Хассо как-то потеплел, обнажив некие таящиеся чаяния. — Я не подведу. Работать буду честно. Вытащу, разгребу. Мой интерес — через полгода-год мэр всё равно слетит, и префекты слетят, и начнется какой-то новый раздел, и новым людям потребуются исполнители, рабочие лошади — и лучше я это непонятное время встречу первым замом префекта, чем главой управы, одиннадцать лет просидевшим на одном месте!
— А вытерпишь?
— Знаешь, он, конечно, немного уже пообтерся на хрен, но дело знает не до руды, если ему, блин, лепить горбатого, а не выделывать Дюймовочку по гипотенузе навылет, типа космические корабли бороздят просторы океана, то с ним работать можно, — ответил Хассо на языке, который Эбергард не понимал, и ему казалось: не понимал только он.
— Мужики звонили, говорят: давно не виделись…
— А что, — Хассо, закрыв один глаз, прицелился в календарь, — вот, после коллегии по сносу и реконструкции… И когда-нибудь… В четверг, что ли, часиков около половины восьмого, — время выбирал теперь он, так полагалось, остальные подстроятся.