Немецкие бомбардировщики в небе Европы. Дневник офицера люфтваффе. 1940-1941
Шрифт:
На это мне нечего было ответить. Но оберлейтенант продолжал. Он высказался в том смысле, что я ошибаюсь насчет того, что пилотаж вовсе бесполезен, что нынешний летчик-истребитель – это тот же пилотажник несколько лет назад. Конечно, он прав. Я просто об этом никогда не думал. Вероятно, я бессознательно отделил для себя пилотаж как показуху и пилотаж как путь к предельному совершенству. Как бы то ни было, если Удет хорош для фюрера, то я тоже его уважаю.
Получил письмо от Эльзы. Она выздоровела, хотя все еще очень слаба. Каждый день один час она проводит на солнце, но потом опять ложится в постель. Спрашивает, когда я получу отпуск домой.
Ни строчки не получаю от Лизелотты. Надо бы как-нибудь слетать туда узнать,
Эта Удетова книга довольно любопытна. Особенно потому, что мне теперь есть с чем сравнивать нашу нынешнюю работу. Когда я думаю, что последняя война была всего лишь чуть более двадцати лет назад и какой примитивной была тогда авиация… А как легко было повредить тогдашние машины! Достаточно было сердито на нее посмотреть, и она разваливалась на части.
Удет множество раз описывает горящие аэропланы, низвергающиеся на землю, и выпавших из них летчиков, растопыривших, как лягушки, руки и ноги и падающих вслед за ними. Тогда, если человек выпадал, это был конец. Тогда не было парашютов, а если и были, летчики их не брали с собой. Как-нибудь потом надо будет найти, когда изобрели парашют и кто изобретатель. Немец, вероятно. Все более или менее важное изобрели мы.
Кто-то скажет, что тогдашний полет требовал гораздо больше храбрости, чем нынешний. Возможно. Может быть, да, а может быть, нет. Но это не считается.
Я хохотал до коликов, когда читал, как они сбрасывали бомбы. Привожу цитату. «Мой наводчик, кажется, придумал собственный метод сброса бомб. Он не кидает их через борт, как обычно. Он открывает маленький лючок в днище своей кабины и бросает их туда».
Черт возьми, просто замечательно! Они просто бросали бомбы через борт! Вот так – раз, и за борт. Если серьезно, это не их вина – тогда не было бомбовых прицелов. Правда, в них тогда не было особой необходимости, самолеты летали намного медленнее. А вообще-то идея с люком в днище вовсе не так плоха. Это в принципе то же самое, как это делается сейчас. А тогда у наводчика были другие проблемы. Однажды бомба выскользнула у него из рук и зависла в расчалках. Удет и его наводчик потели кровавым потом, пока не стряхнули ее и она не упала. Иначе она взорвалась бы при посадке.
Очень возможно, что тогда полеты требовали больше смелости, чем сейчас. И все-таки летать было гораздо проще. Описания Удета читаются сейчас как сказки. «Наши обязанности просты и приятны. Один или два раза в день мы взлетаем и патрулируем территорию в течение часа. Вражеские аэропланы встречаются довольно редко». Или его описание полета над Мюльхаузеном, который ко всему прочему был вражеской территорией, хотя и близко от границы. Жители сидели у себя в садиках и попивали кофе, а когда видели немецкий аэроплан, задирали голову, указывали на него пальцем и делали ему ручкой, все в восторге. А когда сейчас мы летим над вражеской территорией, особого восторга, прямо скажем, не наблюдается. Только разбегаются как можно быстрее.
Кое-чего мы добились за эти двадцать лет.
Вчера вечером смотрели кино. Называется «Люфтваффе во время акции по защите нейтралитета Скандинавии».
Чрезвычайно интересный документальный фильм. В Норвегии люфтваффе столкнулось с совершенно новой задачей. Ему было необходимо занять там аэропорты, чтобы иметь базы для действий в этом регионе. Причем занять самому, без артиллерии и пехоты. И тем не менее в течение двадцати четырех часов все важнейшие авиабазы были в наших руках. А потом транспортные отряды сделали
Просто не укладывается в голове, как много нужно было совершить, чтобы можно было посмотреть подобный фильм. Подумать только, еще существуют на земле люди, которые вполне серьезно утверждают, что нас можно победить. Сам факт, что подобный фильм вообще мог появиться, говорит о нашем гигантском превосходстве. Даже если все мы как один вступим в бой с врагом, у нас всегда найдутся люди, которые оставят картину битвы потомкам. Это действительно, что называется, перо в шляпе нашего корпуса пропаганды. Где бы ни происходило что-то значительное, они всегда на месте со своими камерами.
Что меня больше всего потрясло в книге Удета, так это то, через что несчастному летчику приходилось пройти, прежде чем его победа была официально признана. Типичный пример того, как действовала бюрократическая машина имперского правительства. Я не сомневаюсь, это одна из причин, почему мы не победили в последней войне.
Рапорт о воздушном бое был просто испытанием терпения. Это была печатная форма, которую нужно было заполнить. 1. Дата и точное время боя. 2. Местность, где противник упал, или местность, где противник приземлился. 3. Тип самолета немецкого летчика, составляющего рапорт. 4. Особые указания о национальности противника. (Что эти мелкие озабоченные бюрократы имели в виду под особыми указаниями и как ты сам должен был это понимать, для меня загадка.) 5. Собственная маркировка самолета летчика. 6. Фамилии погибших и выживших членов экипажа самолета противника. (По пути домой ты должен был, по всей видимости, совершить промежуточную посадку на аэродроме противника и вежливо осведомиться об именах сбитых тобой летчиков.) 7. Счет воздушных боев летчика. 8. Свидетели боя. Каждый из свидетелей должен был представить собственный рапорт, который прилагался к рапорту летчика.
За то время, пока наши истребители заполняли бы подобную форму, мы успели бы разбомбить половину Парижа.
Если в целом оценивать прогресс авиации, то общий вывод такой: все дело в скорости. Сейчас все говорят, что мы живем в век скоростей, и фюрер показал всему миру, что это действительно так. Полет дает наивысшее ощущение скорости. В этом отношении ничто не может с нами сравниться. И нигде не нужно реагировать на события так быстро, как в воздухе. Нам дана сотая доля секунды, чтобы принять решение, всего одна сотая секунды среди разрывов зениток, под огнем вражеских самолетов, в бушующем шторме, в холодном разреженном воздухе. Я не хочу сказать, что мы, летчики, лучше обычных людей. Просто наше дело такое, что мы становимся лучше себя самих.
18 августа 1940 г.
Я БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ УВИЖУ ЛОНДОН
Сегодня я видел Лондон. В первый раз в жизни. И я вполне уверен, что в последний.
Какой день! Воскресенье, и настоящая воскресная погода. К десяти утра стало невыносимо жарко. А мы стоим в поле в своих обитых мехом летных сапогах, поверх комбинезона наглухо застегнут спасательный жилет. Нам сказали быть готовыми к семи тридцати.
Но сигнала на взлет не было до десяти тридцати. Несколько коротких приказов, и мы знаем свою задачу. На этот раз бомбим аэродромы вокруг Лондона. Поднимаемся в самолет, Ледерер первый, потом Ломмель, потом Зольнер, потом я, а потом оберлейтенант. Убираем внутрь трап. Нас двадцать. Впереди и позади идут плотные группы самолетов сопровождения.