Немецкий мальчик

Вастведт Патрисия

— Ремонтом я еще не занимался, — поспешно объяснил он.

— Да, ремонт не помешает, — отметила Рейчел. — Так вы не мастеровитый?

— Почему? Я и крышу починил, и водопровод.

— Для кухни и гостиной нужно выбрать какую-то цветовую гамму. Купите краску в «Белламис» на Тон-тин-стрит, картину повеселее — ну, что-нибудь для красоты и уюта. Вы ведь давно здесь живете?

— Да, но пришлось ремонтировать сарай и амбары. На все нужно время.

— Да уж, вижу, — хмыкнула Рейчел. — Не очень уютно, но, похоже, для вас это не слишком важно.

— Я привык,

я ведь почти все время на полях провожу.

— Простите за откровенность, но общеизвестно, что мужчина не может вести хозяйство.

Эдди убрал грязную посуду, которую не вымыл накануне, вытер стол и, дожидаясь, когда закипит чайник, сел на перевернутую клетку для птицы. Навалилась усталость, ноги потяжелели. Зачем только он пригласил эту Рейчел? Хотелось одного — спать.

Рейчел барабанила пальцами по столу и покачивала носком туфли. Она плотно запахнула пальто и застыла, прижав сумку к коленям.

Чайник начал закипать.

— Наверное, вы уже и чай расхотели, — проговорил Эдди.

— Ничего подобного, — категорично заявила Рейчел.

— Мне нужно прибраться, — буркнул Эдди, которому эта мысль прежде в голову не приходила. — Пока гостей принимать не следует. Вы совершенно не обязаны здесь сидеть. Приглашу вас в другой раз, когда порядок наведу.

— Не валяйте дурака! — улыбнулась Рейчел. — Лучше чай сделайте. Я сама забыла о хороших манерах. Если честно, очень о Майкле беспокоюсь, точнее, о том, где он.

— С ним все в порядке, иначе и быть не может, — проговорил Эдди, не зная, что еще сказать.

— Да, да, конечно. — Рейчел сняла шляпу и тряхнула волосами. Они немного примялись, но сейчас расправились, словно воздух вдохнули. В электрическом свете ее глаза казались черными как угли и ясными, словно она видела Эдди лучше, чем он ее. — Я по характеру беспокойная, не обращайте внимания.

— Сахар. — Эдди протянул ей пакет.

Рейчел спросила про коров, и, как потом вспоминал Эдди, он ответил подробнее, чем следовало. Рейчел ворковала над ягнятами, гладила пахнущего псиной колли, который терся о ее ноги. Сама она рассказывала о своей работе — о фолкстонском модном магазине, о том, что его владелец хочет открыть еще одну точку в Хайте куда ей проще и быстрее добираться.

— У нас будет портниха, которая делает подгонку по фигуре. Наши покупательницы ценят идеальную посадку каждой вещи. В этом году в моде элегантная роскошь а-ля Джоан Кроуфорд, Марлен Дитрих и Джин Харлоу. Хайт, конечно, не Голливуд, но наши клиентки тоже следят за модой.

Эдди заморгал, чтобы веки не слипались. За окном стемнело, от желтоватого электрического света на лицо Рейчел падали тени, волосы и губы блестели. Усталость изводила, как песок в глазах, но Эдди хотелось смотреть, смотреть и смотреть. Нет, лучше проводить Рейчел на автобус.

— А я могла бы здесь жить, — неожиданно объявила Рейчел.

Эдди захохотал, да так громко, что в груди прорвалась невидимая плотина, будто наглухо закрытая дверь распахнулась настежь. Ну и ситуация! Рейчел, такая чистая, аккуратная и красивая, сидит среди этого бардака!

— Наш лондонский дом

был примерно таким же, — проговорила Рейчел. — Да вы же приходили на Нит-стрит. Ничего особенного, но я его любила. Мы держали кур, орпингтонов, они самые лучшие. Верные хозяевам, отличные несушки, хорошо цыплят высиживают. Мы и голубей держали, пока папа не заболел. А после переезда в Хайт я думала, что свихнусь: ни второго этажа, ни трещин в полу — все отлажено, везде порядок. — Рейчел снова улыбнулась. — У порядка нет души. Так что не переусердствуйте с ремонтом. Ваш дом и сейчас прекрасен.

В свидетельстве о смерти Альберта Росса военную травму причиной не указали: он прожил слишком долго. Доктор заявил, что от травмы мистер Росс вполне оправился и умер от старости.

— В сорок восемь лет? — возмутилась Вера. — Не смешите меня!

Если бы позволяли приличия, на похоронах Альберта Лидия позволила бы себе улыбнуться. Ее радовало, что мучениям сына пришел конец. Однако горе наносит невидимые, но смертельные раны, а Лидия чувствовала, что ранена. Душа, соединенная с покойным, подобна дереву, по воле судьбы вросшему в соседнее, — если вторую половину вырвали с корнем, дереву уже не расцвести.

Впрочем, смерть Альберта не была ужасной — она была тихой, почти незаметной, как последняя воронка на месте утонувшего корабля. Исчезает едва различимая рябь, а с ней — последние следы того, что давно скрылось из виду.

Однако впереди было еще одно потрясение. Февральским вечером Лидия, Вера и Рейчел мыли посуду после поминок Альберта: бабушка мыла, мать вытирала, внучка убирала в шкаф. На кухне царила звенящая тишина, как всегда, когда после ухода многочисленных гостей остаются лишь члены семьи. На поминках об Альберте говорили очень хорошо и уважительно. Казалось, на Нит-стрит вернулся дух прежнего, здорового Альберта.

Тогда Вера и объявила: она решила продать дом. Мол, хочет сменить обстановку и перебраться в новый уютный домик подальше от Лондона.

Рейчел грохнула тарелками о стол.

— С меня хватит! Не желаю выбирать между тобой и бабушкой. Не желаю и не могу. Да я лучше пополам разорвусь!

Вообще-то за Рейчел истерик не водилось, но когда Вера сказала, что решение окончательное, девушка зашлась в рыданиях, как ребенок, не желающий никого слушать. Сколько потрясений пережила семья, но в таком состоянии Рейчел еще не видели. Что оставалось Лидии? Продать свой коттедж и переехать с ними.

Итак, теперь они жили в Хайте, в двух шагах от моря. На застекленной веранде бунгало можно было загорать в ветреную погоду. В саду лежал щебень. Окна и парадную дверь украшали витражи — восходящее солнце из бронзового стекла, калитку и водосточные трубы покрасили в темно-синий, стены до подоконников выложили красным кирпичом, а выше оштукатурили, крышу покрыли зеленоватой черепицей. «Слишком пестрый. Нет, это не мой дом», — обреченно думала Лидия.

Самое неприятное, что нет второго этажа. Что дом лишен третьего измерения, нарушаются законы природы. Вперед и назад можно, а вверх и вниз нельзя.