Немецкий мальчик
Шрифт:
— А со Стэном-то что?
— Стэн пытался нам помешать. Он был под мухой, и я вежливо попросила его не устраивать сцен. Артур велел ему убираться, и Стэн убрался.
— И на этом все?
— Когда мы вышли из «Локано», Стэн караулил на улице. Как следует набраться успел. Элизабет, он — ясное дело, не Артур, а Стэн, — он был просто отвратителен! Ругался, кулаками размахивал, но оказался таким слабаком, что люди над ним смеялись. «Знаю я таких, как ты! — орал он на Артура. — Не позволю тебе обидеть Карен, ни за что! Убери от нее, такой и растакой, свои грязные руки, ты, немчура поганый! Трус такой и разэтакий! Ну, давай, иди сюда!» Он замахнулся
— Не может быть!
— Еще как может! Стэн промазал, рухнул на асфальт прямо нам под ноги и обнял мне лодыжки. Я упала бы, если бы не вмешался Артур. Вряд ли Стэн понимал, что творит.
— Бедняга Стэнли!
— «Бедняга Стэнли» вел себя отвратительно и грязно ругался.
— Карен, он в тебя влюблен, это слепому видно. Ты разбила ему сердце.
— Ну, сейчас у Стэна разбито не только сердце.
— О чем это ты?
— Артур схватил его за шкирку и поднял на ноги, но Стэн шатался, ругался, вопил, кулаками размахивал. В общем, Артур его ударил. По-моему, несильно, но что-то страшно хрустнуло, а когда Стэн упал, хрустнуло еще раз. У него кровь текла, то ли изо рта, то ли из носа, но успокоиться он не мог — оскорблял и оскорблял нас. Тогда Артур поставил ногу Стэнли на горло. «Ты не разговаривать!» — скомандовал Артур. Боюсь, он слишком давил на шею, потому что Стэн захрипел. «Прекрати!» — заорал один зевака, а второй сказал: «Он его убьет!» Какая-то женщина закричала, и все стали уговаривать Артура остановиться. Уговаривали, но не вмешивались. Ясное дело, боялись.
— Но ведь Артур остановился?
— Да, конечно. Он потом убрал ногу, и вокруг Стэна собралась толпа. Ему помогли сесть, и мы ушли. Артур сказал, что со Стэном все в порядке, ну, зуб сломан или нос, только и всего.
— Только и всего?!
Карен смотрела в другой конец комнаты, потягивалась и встряхивала сырыми волосами. О чем она думает, по лицу не догадаешься.
— Неужели ты не испугалась? — наконец спросила Элизабет. — Бедняга Стэнли!
— Ну что ты заладила? Я хочу выбросить эту драку из головы, вот и все.
— Окажись я там, не знаю, что бы сделала.
— Артура шум и крики совершенно не напугали. Остаток вечера он вел себя, как будто ничего не произошло.
— Отвратительно. А еще жестоко и ужасно.
— Ничего ужасного! Артур говорит, красивые девушки то и дело попадают в передряги.
— По-твоему, простительно избивать пьяных идиотов?
— Артур драку не затевал, Стэн его весь вечер провоцировал. Артур защищал меня, и правильно делал. Господи, Элизабет, ты не разбираешься в людях, а в мужчинах особенно. Совершенно не разбираешься!
— В самом деле, не разбираюсь, — отозвалась Элизабет. — Если люди действительно такие, я отказываюсь их понимать.
Сестры буравили друг друга свирепыми взглядами. Нужно было сменить тему, не то вспыхнет ссора.
В окно стучал утренний дождь, на тумбочке тикали часы.
— Так что с чаем? — наконец спросила Элизабет.
— Да, чай! — Карен вскочила и обула туфли. — Разболталась я, а ведь тебе нездоровится. Сейчас принесу чай, тосты и масло. Бедненькая, ты морщишься! — Карен задернула шторы. — Закрой пока глаза… — Она взяла Элизабет за руку. — Не могу смотреть, как ты болеешь, хочется забрать хворь себе. Принести аспирин?
— Да, конечно, спасибо, милая.
Карен бросилась вниз по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Сейчас она покачается на балясине перил и, словно по льду, скользнет по коврику, который скрутится и отъедет в сторону. Вернувшись, мама недовольно зацокает
Потом Карен принесет целую гору подгоревших тостов с толстенным слоем масла. Чай пересластит, а в чашку нальет столько, что потечет через край на блюдце. Впрочем, Элизабет знала: завтрак покажется чудесным, как пир на корабле во время шторма. Невероятно вкусный, он восстановит силы, потому что с едой, которую готовит для нее Карен, иначе не бывает.
На первом этаже загудели водопроводные трубы, и чайник с грохотом опустился на конфорку.
11
Герр Гюнтер Ландау не рассердился, увидев сына под руку с хорошенькой девушкой из регистратуры. Хотя, не будь эта Auslanderin [8] англичанкой, он бы близко ее к сыну не подпустил. Англичанами герр Ландау восторгался. Жаль, девушка служит в отеле и чуть грубее, чем хотелось бы, но фройляйн Карен Оливер вполне можно перевоспитать — сделать строже и обходительнее. Коренных перемен не требовалось: благодаря врожденному кокетству из фройляйн Оливер получилась бы интересная невестка. С такой не заскучаешь! От ее улыбки на душе у герра Ландау светлело, и он с тоской вспоминал жизнерадостную хохотушку, какой некогда была его жена.
8
Иностранка (нем.).
Артур, его сын, считал эту англичанку заурядной, хотя она ему нравилась. Когда заканчивалась ее смена, они сидели в баре и пили коктейли. Администрация отеля панибратство не одобряла, и, если бы не вмешательство Ландау-старшего, фройляйн Карен сделали бы выговор.
— Ну, будет вам! Я всем коллегам расскажу про чудесную неформальную обстановку в вашем отеле! Мой сын на отдыхе. Зачем лишать молодых романтической сказки?
Фройляйн Карен Оливер победоносно, даже торжествующе улыбалась, а администрация поджимала хвост.
В женской компании Артур не робел и в меру раскрепощался, а разборчивость определенно унаследовал от отца. Но герра Ландау беспокоила нерешительность сына и по-юношески страстная увлеченность радикальной политикой, от которой тот не желал избавляться.
Герр Ландау спокойно относился к оскорблениям евреев и капиталистов (очевидно, дельцов вроде него самого), которые мошенничают и угнетают рабочих. Он соглашался, что большевики и марксисты опасны, а Германию наказывают бедностью, — война принесла столько несчастий, а немцам вместо помощи достаются насмешки и унижение. Как всех немецких патриотов, герра Ландау возмущал Версальский договор. Немецкая марка вконец обесценилась, и если бы не зарубежные партнеры, он разорился бы, как многие коллеги.
Другими словами, герр Ландау понимал и разделял большинство взглядов Артура, но беспокоился, что сын не может избавиться от юношеской горячности. Так называемых национал-социалистов, которым хранил верность Артур, всерьез не воспринимали, но в последнее время они вели себя напористо и вызывающе. Артура следовало срочно отвлечь. Ему уже двадцать восемь — пора заводить семью.
Фройляйн Карен Оливер устраивала герра Ландау и национальностью, и внешностью, и характером. Ее вера в силу своих чар граничила с надменностью, но герру Ландау нравились девушки с характером, а Артура следовало женить на такой же эгоистке, как он сам.