Немного героина для невесты Казановы
Шрифт:
К Марине подходили разные люди, преимущественно мужчины, представлялись, протягивали визитные карточки. Директор одного из телевизионных каналов сразу же предложил Марине выпить за ее новое ток-шоу на его канале. Мистер «киносценарий» выразил надежду на приятное совместное путешествие в Венецию.
Марина прекрасно видела, как они реагируют на нее, призывно улыбаются, многообещающе жмут руки. А ей хотелось видеть рядом с собой совсем другого человека.
Морозов, придерживая статуэтку «Золотое перо», активно раскланивался на все стороны, демонстрируя окружающим свои несуществующие права на Марину.
А Марина даже не улыбалась, ей было все равно. Ей нестерпимо хотелось увидеть своего безымянного иностранца. От напряжения она так сжала кисти рук, что даже пальцы побелели.
Вынырнул из толпы Игорь с раскрасневшимся от водки лицом, с расстегнутым воротником рубашки, без галстука. Так он больше был похож на привычного Гошу. Он покосился на Морозова, на приз, бросил Марине «Смотри не потеряй» и снова затерялся среди гостей.
«Должно быть, мне почудилось, это не он, с чего бы ему здесь быть», — расстроилась Марина.
Чтобы отвлечься, Марина стала наблюдать за Гошиными передвижениями. Он запросто подходил чуть ли не к каждому третьему в ресторане, небрежно бросал пару слов и исчезал. И все были ему рады, тянули руки, подолгу смотрели ему вслед, как будто Гоша был здесь самым важным.
«Все-таки удивительный он человек, — решила Марина. — Молодой, несерьезный, занимающий должность, от которой ничего не зависит. А его знает и любит пол-Москвы». Она всегда отдавала должное Гошиному обаянию, но ничего подобного все же не ожидала.
Гости начали расходиться. Кое-кто с посторонней помощью. Под воздействием водки вечеринка утратила светский лоск. В холле уже раздавался нестройный хор пьяных голосов: «Расцветали яблони и груши…»
«Зря я так цепенела в этом изысканном обществе, — вздохнула Марина. — Как выпьют, поют те же песни, что и простые смертные».
Она увидела, что Морозов тоже здорово напился. Кланяться было уже некому, а он все раскачивался, как дерево на сильном ветру, и бормотал что-то нечленораздельное.
Марина улучила момент, высвободила из его ослабевших рук свой приз, подобрала лежавшие на полу цветы и пошла к выходу. Швейцар открыл перед ней дверь, и еще в дверях, сквозь целлофан мешавших смотреть под ноги букетов, Марина разглядела справа от своей машины Гошин силуэт.
Она молча открыла дверцу, с облегчением бросила на заднее сиденье приз и цветы. Села за руль, вставила ключ и только после этого открыла правую дверцу и спросила:
— Тебя, как обычно, к «Павелецкой»?
— Почему как обычно?
Марина затаила дыхание. Какой там Гоша! Это был он, его голос, его легкий акцент! Значит, ей не почудилось.
Она так испугалась и обрадовалась, что не могла вымолвить ни слова. Молча вышла из машины и взглянула на него. Какой сегодня удачный день!
— Теперь я узнал, что вас зовут Марина. Жду вас здесь давным-давно. Даже замерз.
— А вас? Садитесь в машину, здесь теплее.
— Александр. Александр Райт, — сказал человек, переставший быть для Марины таинственным незнакомцем, анонимным героем снов.
Александр сел в машину, хлопнул дверцей, и они поехали куда глаза глядят.
Глава 3
Тому, что испытала Марина, не было названия. Прежде с ней такого не было.
Она растерянно улыбалась и тут же злилась, кусая губы. Мозг разрывали сотни противоречивых мыслей. Лицо горело, а руки были ледяными. Она чувствовала себя как после тяжелой прививки. Тропическая лихорадка, оспа, дифтерия — столько разных названий было готово у Марины для чувства, которое многие другие назвали бы любовью.
Она точно знает, что любит своих родителей, но родители теперь так далеко. Умерших любить всегда легче, чем живых. Родители погибли в авиакатастрофе, возвращаясь с юга, из отпуска.
Марине едва исполнилось семнадцать лет, когда это произошло. Она готовилась к вступительным экзаменам. И сдала все на «отлично», не приходя в себя, одурманенная бессонными ночами, слезами, успокоительными таблетками.
А после жизнь не давала ей повода для сильных эмоций. Словно те таблетки успокоили ее навсегда.
На следующий день Марина проснулась удивительно рано. Так рано, как встают только дети, которых переполняет восторг перед жизнью.
Идти никуда не нужно было. Сдав номер в типографию, в пятницу редакция журнала отдыхала. Да и вообще, вернется ли Марина туда, когда столько разнообразных и щедрых работодателей готовы заплатить ее неустойку за расторгнутый контракт.
Марина сладко потянулась, перевернула подушку холодной стороной вверх и, не закрывая глаз, продолжила подведение итогов.
Во-первых — Венеция! Долгожданная поездка в Италию, которая сама приплыла в руки. Во-вторых — телевизионное ток-шоу. И в-третьих — очень привлекательный новый друг-американец.
Утро, как всегда, оказалось мудреней вечера. Марину уже не трясло как в лихорадке при воспоминании об Александре. Это она вчера так перенервничала. И шампанское, и туфли на непривычных каблуках. Александр, конечно, милый, остроумный и благородный, как выражались в старину. Но нужно решать, что важнее — он или Венеция.