Немного героина для невесты Казановы
Шрифт:
Проходимцев помирал со смеху.
Бутылка опустела, и они перебрались на палубу. Банкир покинул их, чтобы лечь спать в раз и навсегда установленное время.
Марина разглядывала серую гладь воды, окружавшую их со всех сторон. Пассажиры, выронив свои книги и газеты, спали в шезлонгах, закутанные в пледы, и ветер развевал их редкие седые волосы.
На следующее утро Марина выбрала купальный костюм глубокого изумрудного цвета в открывшемся корабельном магазинчике, искупалась в бассейне и села в шезлонг с подветренной стороны, подставив лицо последним, самым желанным лучам летнего солнца. Она старалась впитать, запомнить кожей это солнце — на всю долгую северную зиму. Ее покачивало вместе с кораблем.
Мимо Марины пробегали седовласые поджарые спортсмены. Она слышала их тяжелое дыхание и механически считала круги, взяв за точку отсчета одного из бегунов, одетого в ярко-красные спортивные трусы, в очках в золотой оправе. Сознание исполняемого долга по-прежнему было написано на вспотевших лицах у него и его товарищей по возрастной и социальной категории.
Наконец старцу в красных трусах надоело, и он рухнул в шезлонг рядом с Мариной. Марина узнала соседа по столику, банкира. За ужином он был без очков.
— Форму необходимо поддерживать даже в отпуске. К вечеру обещают небольшой шторм, — произнес он, с трудом отдышавшись.
Марина подумала, что его последний круг был лишним, но проделанным специально для нее.
Банкир был прав, ветер действительно усилился, на воде появились белые барашки, а на горизонт наворачивались тяжелые облака. Мокрый купальник лип к телу, Марине захотелось переодеться.
Она перебирала кремы, расчески и другие необходимые мелочи, купленные вместе с купальником, когда в дверь каюты постучали. Это был стюард.
— Спасибо, я не хочу обедать, — сказала ему Марина и улыбнулась.
— Обедать еще рано. — Сбить стюарда с толку было невозможно. — Капитан просил узнать, не будете ли вы так любезны зайти к нему.
Марина была удивлена и насторожена, но не отказалась.
Стюард проводил ее до каюты капитана.
Марина постучала в дверь и услышала «войдите», произнесенное сухим вежливым голосом.
Капитан был таким же невозмутимым и холодным, как его голос. Непроницаемая холодность, высокий рост и светлые, почти прозрачные глаза наводили на мысли о его принадлежности к уроженцам Северной Европы. Но смуглая кожа и черные густые усы, тщательно расчесанные и подстриженные, выдавали его южное происхождение.
— Извините, что побеспокоил вас. Я получил радиограмму с берега и попал в сложное положение. Федерико — мой друг, а вы — друг Федерико…
Марина затаила дыхание. Неужели ее выследили?
— А этот человек — ваш соотечественник и предпочитает общаться именно с вами. Поэтому я позволил себе обратиться к вам.
Страх отпустил Марину.
— А что произошло?
— Мне не сообщили, что именно, да и вообще, произошло ли что-то. Просто попросили проследить, где этот пассажир сойдет на берег.
— Он плывет на Кипр, как и я.
— Но он может передумать и сойти в Афинах. Вряд ли он крупный преступник, скорее речь идет об алиментах или нечистоплотности в бизнесе…
Марина вспыхнула.
— Вы что же, предлагаете мне следить за ним? Я не собираюсь доносить на кого бы то ни было.
Выражение лица капитана не изменилось.
— Нет-нет, я просто хотел, чтобы вы были внимательны с ним. Внимательны и осторожны.
— Ладно, если я замечу пистолет у него в носке, то сообщу вам.
Капитан вздохнул с облегчением и встал. Теперь он мог считать, что вышел из создавшегося щекотливого положения достойно.
— Еще раз извините за беспокойство.
По пути из каюты капитана Марина встретила Проходимцева в просторном спортивном костюме, резиновых шлепанцах и с помятым лицом. Таких лиц и костюмов не было на теплоходе больше ни у кого.
— Ты уже прогуливаешься? А я только что встал. Что было на завтрак? Мне нужно срочно опохмелиться. Опохмеляться лучше тем же, что пил накануне.
— Бар откроется только после обеда, — напомнила ему Марина.
Лицо Проходимцева вытянулось. Он совсем забыл, что только на родных просторах можно опохмелиться в любое время суток. И все, чему научило его полугодовое пребывание в Италии, забылось, едва Проходимцев встретил Марину и расслабился. Проходимцев заметно огорчился.
— Что за человеконенавистнические порядки, — длинное слово далось ему не с первого раза. — Вообще-то у меня не бывает похмелья. А может быть, это морская болезнь?
В глазах его застыла надежда, как будто морская болезнь облагораживала его недомогание в отличие от банального похмелья.
— Я слышала, что вечером будет шторм.
— Но вечером будет открыт бар, — возразил Проходимцев.
— И какая связь между этими двумя фактами? — насмешливо спросила Марина.
Судно качнулось, Проходимцев застонал и побрел назад в свою каюту.
— Пойду попрошу у стюарда аспирин.
Марина почувствовала к Проходимцеву еще большую симпатию.
За ужином капитан все так же исподлобья наблюдал за безудержным весельем своего соседа, а Марина наблюдала за капитаном.
Шторм действительно разыгрался. Бортовая качка сменялась носовой. Стаканы подрагивали, тарелки скользили по столу. Ресторан был полупустым — пожилые пассажиры предпочитали переносить качку в собственных каютах.
Старичок банкир, в награду за трезвость не подверженный приступам морской болезни, быстро опустошал свою тарелку. Проходимцев не отставал от него. Марина решила съесть большую грушу, взяв ее с круглого стеклянного блюда в центре стола.
Ножом она разрезала грушу на множество маленьких кусочков, но так и не заставила себя отправить в рот хотя бы один.