Немой крик
Шрифт:
Зверея от голода, я жадно набросилась на тарелку и опустошила её за долю секунды. Меня даже затошнило. Просто потому, что желудок отвык от пищи. Этот суп был намного вкуснее той мерзкой похлёбки, которой нас травили в приюте.
Облизав сначала тарелку, затем и ложку до зеркального блеска, вдруг… там, на столешнице, рядом с холодильником заметила свежеиспечённые эклеры!
Мамочка моя любимая! Как же вкусно они пахнут… И как же их много!
Никто ведь не заметит, если я возьму один. Всего один!
Божеее, да я об этом всю жизнь мечтала! А этот запах… он просто дурманил
В кухне было темно. Персонал уже давно закончил смену, поэтому тут, в абсолютной темноте и в абсолютной тишине я находилась совершенно одна. Нет, не одна! Я и эклеры.
Глянув по сторонам, быстро рванула к столешнице, схватила одну вкусняшку и быстро затолкала в рот, а затем залезла обратно на стул. И… по закону подлости как раз в этот момент на кухне появилась лупоглазая мегера.
Её лицо буквально перекосилось от гнева, глаза налились желчью, а губы обнажились в страшном оскале. Управляющая быстро схватила со стола полотенце и, замахнувшись, бросилась ко мне.
У меня… у меня же, чёрт возьми, этот проклятый эклер от неожиданности встал поперёк горла, как шило!
— Ты что это натворила?! Грязная девчонка! — с маху полоснула по голове тряпкой, а я, потеряв равновесие, полетела со стула прямиком в сторону острого угла столешницы. И я бы ударилась… Больно бы ударилась. Виском, возможно даже до крови, если бы кое-кто ловко не подхватил меня в воздухе, придержав за плечи.
Уткнувшись в чью-то ароматную грудь, я мгновенно растаяла и мысленно ахнула от блаженства. Знакомее тепло, знакомый аромат…
Дмитрий!
— Евгения. Уймись! — грозно приказал, а у меня вся кожа под платьем острыми пупырышками покрылась от его властного баритона, с ноткой хрипоты.
— Но Господин! Она ведь украла! Бессовестно! С княжеского стола! — управляющая настаивала на наказании, отчего меня ещё сильнее скрутило от страха.
Неужели они мне руки отрубят?
За тарталетку?
Которая, между прочим, оказалась немного горелой.
— На первый раз прощаем. — Холодно отчеканил, оттолкнул меня от себя так, будто ошпарился и прочь засеменил.
Глубоко выдохнула. Когда он скрылся в темноте, мне немного стало не по себе.
Он что следил за мной? И он что зашёл на кухню в одном халате?
Шёлковом таком, белом, дорогостоящем. Которое изумительно облегало его стройное тело. Настолько изумительно, что у меня внизу живота приятно завибрировало.
От него пахло свежестью и мятой. А меня как чистокровного наркомана повело от этого прованса, напрочь плюща мозги в лепешку.
— Тебе повезло, мартышка! У Господина, видимо, хорошее настроение. Завтра же попросишь у него прощение и покаешься. А в наказание обойдёшься без завтрака. Всё, вали давай! Подъем в пять утра.
— Закричала карга, пару раз хлопнув в ладоши, подгоняя меня как скотину в стойло.
Я тогда чуть было снова со стула не упала. Испугалась… После гибели родителей я начала бояться громких и резких звуков.
Со всех ног бросилась в свою каморку, плотно-плотно прижимая ладони к глазам, чтобы не дать волю слезам раньше времени. Там уже, лёжа на спине в тесной комнатушке, без окон, на скрипучей раскладушке я, уткнувшись в подушку, дала волю эмоциям и тут же для себя отметила некий плюс в браке моего голоса — в подобные моменты я могу хоть до срыва связок орать, выплескивая гнев на Евгению, на эту фифу с искусственными сиськами, и даже на самого Барина, с головы до ног покрывая их матами до кровавых рек в горле!
Потому что меня… всё равно никто не услышит.
В такие моменты, неполноценность — это мой плюс.
Глава 11
Уже около недели я осваивала новую профессию. Точнее не профессию, а настоящую каторгу, на которой вкалывала как проклятая с раннего утра до позднего вечера, а потому будто без ног, падала на раскладушку и засыпала за долю миллисекунды. Я до полоумия полюбила свою подушку, о которой мечтала от начала рабочего дня, до его окончания.
Никого и никогда в жизни я так сильно не любила!
Ну… почти.
Когда моё бешенство к Графу начало таять — он отчего-то начал мне сниться. Каждую ночь. То, как он бесстрашно спасает меня от араба, как и то, как он подхватывает меня на руки, заворачивает в своё ароматное пальто и несёт в машину.
А ещё… мне приснились его губы. Полные такие, упругие, и как клубника сладкие. И я их ем. Ем как клубнику! И не могу насытиться этим окрыляющим вкусом!
В такие моменты я ошарашено вскакивала с постели, отмечая, что моя сорочка и постельное белье насквозь пропитаны влагой. Как и мои волосы и моя кожа. А сама я сижу, дрожу и одержимо щупаю свои губы, постепенно возвращаясь в суровую реальность. Но когда понимаю, что мне просто приснился сон — вновь окунаюсь в омут депрессии. Потому что эти сумасшедшие поцелуи, настолько реальны, что я даже ощущаю реальную боль на своих губах. А в моих снах мы целуемся как одержимые звери, вгрызаясь друг другу в губы до самой крови, тараня друг друга языками до свежих ран, слизывая терпкую кровь с раненной кожи, будто сладкий мёд.
В такие моменты я прекрасно понимала, что я, глупая овечка, начинаю влюбляться в своего палача. Тогда, мне приходилось бить себя по лицу.
Сильно так. От души. Потому что боль на некоторое время отрезвляла.
Таким вот образом я пыталась себя воспитывать, чтобы не думать о своём сладком кошмаре.
Про Господина можно было смело сказать, что это человек, который никогда не умеет улыбаться. Лицо бетон. Лицо кирпич. Наверно, родители Дмитрия считали, что выставлять эмоции напоказ для обеспеченных сливок общества — это аморально.
Он смело шагал по головам своих недругов и был всегда выше других. Не знаю почему, но меня жутко тянуло к такому мужчине.
Я сошла с ума! Я заболела!
Что за проклятье?
Ну не пара я ему! Не пара!!!
Грязная сирота. Попрошайка и нищенка!
Но сердцу ведь не прикажешь…
Он отравил меня. Своим холодным, как бездна взглядом. Своим безупречным, как сталь, внешним видом. Своей манерой выглядеть на миллиард баксов! Выглядеть дорого, престижно, эгоистично!
Холодный, как айсберг снаружи, но горячий, как беспощадный вулкан внутри.