Немой крик
Шрифт:
И от этой любви, как от яда, я медленно тлела, задыхаясь от жестокой правды.
Потому что до сих пор надеялась, что он оказался тем неравнодушным человеком, который просто решил мне помочь и спасти от беды.
Но как бы я себя не оправдала, там, в пульсирующей огнём груди, я чувствовала проклятое влечение.
К нему.
Богатому, успешному, красивому монстру с камнем вместо сердца.
***
Евгения затолкала меня в какую-то грязную подсобку, в которой было душно, пыльно и пахло сыростью. В моём присутствии она вытащила оттуда какие-то мешки с бытовым хламом и приказала мне навести порядок в моих новых «апартаментах».
Меня её задиристые слова ни капли не тронули. У меня иммунитет к брани.
К брани… но не к боли.
Меня поселили в служебной части дома, на первом этаже, вблизи кухни, так сказать, чтобы я всегда находилась на подачках у обслуги. Остальные, «нормальные комнаты», были уже заняты другими горничными. А мне, как и положено собаке, нашлось место под лестницей, в пыли, да не в обиде.
Но даже несмотря на это, новое жильё оказалось намного лучше моей ржавой раскладушки в детдоме. После ужина я превратила убогую каморку в уютную комнатку.
Приняв душу там же, в крыле для обслуги, я, надев строгую униформу горничной и передник, направилась (не направилась, а побежала!) на кухню, потому что уже буквально плашмя на стены падала от голода. Меня не кормили более двух суток! В самолёте мне конечно же предлагали еду, но из-за боязни полёта я думала, что вся моя съеденная пища снова окажется на тарелке. Аппетита не было совершенно!
Меня трясло как припадочную, и, если бы не Дмитрий, я бы уже раз сто кончилась от страха.
Одежда, которую дала Евгения оказалась немного не моего размера, из-за моей худосочности — пузырилась в области груди, а в талии пришлось подвязывать пояском от фартука. Но меня практически всё устраивало. Хотя, если бы я наклонилась вперёд, вероятно, моя грудь была бы выставлена на всеобщее обозрение. Чёрное платье служанки было сшито из тонкого хлопка. Свои вульгарные тряпки я моментально выбросила в мусорку и была счастлива избавиться от этого пошлого дерьма. А в душе, во время купания, буквально ногтями сдирала с себя кожу чтобы избавиться от синяков, царапин и прочих отметин, оставленных невменяемым ублюдком, купившим меня как кусок свинины для битья.
Мерзавец.
Хотела ли я сбежать из плена Дмитрия?
Если честно не знаю… Думаю, что пока останусь. Ведь тут по крайней мере лучше, чем в борделе. И отсюда сбежать, как из тюрьмы строго режима — не получится.
Когда я оказалась на кухне — увидела одинокую тарелку с куриным бульоном, стоявшую на большом столе, застеленном идеально чистой скатертью. Кухня предназначалась исключительно для прислуги, сам Господин трапезничал в специальном обеденном зале. Одного супа мне было недостаточно, возле плиты я увидела ещё и оставленное кем-то пюре.
Зверея от голода, я жадно набросилась на тарелку и опустошила её за долю секунды. Меня даже затошнило. Просто потому, что желудок отвык от пищи. Этот суп был намного вкуснее той мерзкой похлёбки, которой нас травили в приюте.
Облизав сначала тарелку, затем и ложку до зеркального блеска, вдруг… там, на столешнице, рядом с холодильником заметила свежеиспечённые
Мамочка моя любимая! Как же вкусно они пахнут… И как же их много!
Никто ведь не заметит, если я возьму один. Всего один!
Божеее, да я об этом всю жизнь мечтала! А этот запах… он просто дурманил здравый разум.
В кухне было темно. Персонал уже давно закончил смену, поэтому тут, в абсолютной темноте и в абсолютной тишине я находилась совершенно одна. Нет, не одна! Я и эклеры.
Глянув по сторонам, быстро рванула к столешнице, схватила одну вкусняшку и быстро затолкала в рот, а затем залезла обратно на стул. И… по закону подлости как раз в этот момент на кухне появилась лупоглазая мегера.
Её лицо буквально перекосилось от гнева, глаза налились желчью, а губы обнажились в страшном оскале. Управляющая быстро схватила со стола полотенце и, замахнувшись, бросилась ко мне.
У меня… у меня же, чёрт возьми, этот проклятый эклер от неожиданности встал поперёк горла, как шило!
— Ты что это натворила?! Грязная девчонка! — с маху полоснула по голове тряпкой, а я, потеряв равновесие, полетела со стула прямиком в сторону острого угла столешницы. И я бы ударилась… Больно бы ударилась. Виском, возможно даже до крови, если бы кое-кто ловко не подхватил меня в воздухе, придержав за плечи.
Уткнувшись в чью-то ароматную грудь, я мгновенно растаяла и мысленно ахнула от блаженства. Знакомее тепло, знакомый аромат…
Дмитрий!
— Евгения. Уймись! — грозно приказал, а у меня вся кожа под платьем острыми пупырышками покрылась от его властного баритона, с ноткой хрипоты.
— Но Господин! Она ведь украла! Бессовестно! С княжеского стола! — управляющая настаивала на наказании, отчего меня ещё сильнее скрутило от страха.
Неужели они мне руки отрубят?
За тарталетку?
Которая, между прочим, оказалась немного горелой.
— На первый раз прощаем. — Холодно отчеканил, оттолкнул меня от себя так, будто ошпарился и прочь засеменил.
Глубоко выдохнула. Когда он скрылся в темноте, мне немного стало не по себе.
Он что следил за мной? И он что зашёл на кухню в одном халате?
Шёлковом таком, белом, дорогостоящем. Которое изумительно облегало его стройное тело. Настолько изумительно, что у меня внизу живота приятно завибрировало.
От него пахло свежестью и мятой. А меня как чистокровного наркомана повело от этого прованса, напрочь плюща мозги в лепешку.
ГЛАВА 12.
Однажды мне приказали навести порядок в хозяйской комнате. Я делала там уборку уже несколько раз и внутренне просто верещала от счастья, когда слышала это заветное указание.
Спальня Дмитрия была самым шикарным местом в доме. Кругом — сплошная роскошь! Мне даже приходилось разуваться, когда я туда заходила, так как к дорогому, персидскому ковру строго-настрого запрещалось прикасаться, тем более наступать. Там, я находилась словно в Версале! И сколько бы раз не заглядывала в комнату Господина — не могла привыкнуть к сему убранству! Тут все буквально пело от помпезности и исключительного вкуса! Мебель в антикварном стиле, дороги шторы, дорогое постельное бельё — пошиты вручную знаменитыми мастерами мира! Негде и пылинки упасть. Мы, рабы-холопы, используя руки вместо тряпок, щепетильно натирали эту диковинную фурнитуру, до тех пор, пока не видели там свой холодный оттиск.