Немой набат. 2018-2020

Салуцкий Анатолий

А когда настало время, вышел к пюпитру, раскрыл заготовленный девчушками текст и без запинки озвучил – было ясно, видит его впервые.

«Конечно, – думал Добычин, – мероприятие важное, но рутинное. У них с Лукашенкой за кулисами свои тёрки, когда приходится включать мозги на всю мощь. А здесь… Фасад, сцена, ни экспромты, ни остротемье не запланированы. Привычный репертуар политической шарманки для наивной публики за стенами этого зала. Космических спутников делаем больше, чем в 1923 году выпускали тракторов, – вот и все доводы, они же вызовы».

Ситуация в целом понятна, объяснима. И всё же настроение у Добычина было смутным – как вообще в последнее время. Эта нарядная

дежурная сходка замороченных региональных баронов и высоких столичных чиновников являла растущую мощь пластичной, обволакивающей бюрократической элиты, которая даже президенту подсовывала то, что ему надлежит произнести. А какие цитаты из речи тиражировать по телевидению, это тоже будет решать окружение президента. Вдруг мелькнула неожиданная мысль: «Когда Путин начинал в двухтысячном, у него была команда, которую окрестили питерцами. А сегодня команды нет – есть окружение». Эта мысль показалась Добычину столь важной, что он решил обязательно додумать её на досуге.

Спросил у Синицына:

– Вечером занят? – Тот неопределённо пожал плечами; ясное дело, провинциалу, часто наезжающему в столицу, всегда есть чем занять досуг. – Сегодня у одного из думцев юбилей. Поедем, тебе будет интересно.

Когда вышли из «Экспоцентра», где гулял Форум, на улице вдруг потемнело. Оглянуться не успели, налетел страшный, как потом выяснилось, исторической силы грозовой шторм, каких, по уверению синоптиков, не случалось в Москве полтораста лет. Чёрная туча зашла ниже высоток Сити, хляби небесные разверзлись. Это было жуткое зрелище, апокалипсис, ужас непроизносимый. Как писал классик, пожар во время маскарада. Ветер в клочья рвал нарядные флаги и перетяжки, валил билборды, ливнёвки не справлялись с потоками воды, она по щиколотку затопила площадку между выставочными павильонами. Но самое гнетущее – эта жуткая иссиня-чёрная туча, низко, ниже небоскрёбов-тучерезов висевшая над городом. Она пугала не только мраком, наступившим средь бела дня, но и своей небывалостью, невиданностью. Такие грозные, незаурядные, памятные взрывы стихии, да вдобавок внезапные, словно ниспосланные за какую-то провинность, с библейских времён рождали страх, трепет и дурные предчувствия, считались худым знамением.

Прячась от непогоды за распашной стеклянной дверью, ожидая, когда подъедет поближе машина, Добычин с тоской вспоминал уральские сказы Синицына. Очень уж плотно, впритирку ложились они на его умозрения, его восприятие происходящего, красочно дополняя панораму федеральных непоняток. Азоту много – овощ идёт в ботву. И под влиянием бушующей стихии, созвучной мятущемуся настроению, само собой всплывало в сознании старое, ветхозаветное «Вихри враждебные веют над нами».

Шестидесятилетний юбилей Юрий Силантьев, отбывавший в Думе уже третий срок, отмечал с размахом, арендовав дом приёмов – сразу за третьим кольцом, перед Мосфильмовской. Там всё наилучшим образом устроено для торжественных церемоний калибра «люкс». Овальный зал ожиданий, где предлагали аперитив и где можно сплотиться небольшими компашками за уютными столиками с мягкими креслами, парадный зал на втором этаже с красивыми обористыми занавесями и круглыми столами с поимённой схемой рассадки. Славился дом приёмов и знатной кухней, готовой выполнить любые запросы заказчика.

А около здания обустроили обширную парковку.

Считалось, что на категорию «экстра» это заведение не тянет, ибо находится в людном районе города, – воротилы жизни предпочитают для «сходок» более укромные места, вроде Барвихи-Лакшери, где, как говорится, копейку алтынными гвоздями приколачивают. Однако «люкс» привлекателен с точки зрения комфорта и удобен по диспозиции –

здесь собирались люди, дорожившие временем.

Съезд гостей в семь, и это означало, что торжество начнётся не раньше восьми. Такие посиделки – не ресторанные, а в «спецприёмнике», как называли гостевой дом, ценились не антуражем, не хлебосольными изысками, а тем, что сочетали застолье с кулуарными переговорами, позволяли толкаться в своей среде, знакомиться с нужными людьми. А ещё служили отдушиной для прибагряненных, зачастую увядающих депутатских спутниц жизни.

После первых тостов быстро сбивались группки по интересам, и гости, сидевшие за разными столами, перемигнувшись в переносном и буквальном смысле, по двое, по трое, нередко и небольшими компашками спускались в нижний зал, где, накатив по рюмке вискаря или «Хеннесси», в разогретом, однако вполне мыслеспособном состоянии вели доверительные беседы. Для того и нужны эти широкие людные «масленицы», чтобы в неофициальной обстановке откровенничать, сказать от души о наболевшем, кое-что согласовать, кое о чём договориться.

Добычин с Синицыным спустились вниз, чтобы продолжить дневной разговор, но волею обстоятельств попали в узкий кружок политического и делового бомонда, где тон задавал Георгий Лесняк, известный в Думе вольнодумством, – разумеется, в пределах допустимого. На сей раз он горячился по модной теме – относительно образа будущего.

– Да пойми, Власыч, – тормошил он за локоть приятеля. – Образ будущего это тебе не фантазийные русофильские сказания о запуске русского реактора. Говорим «будущее», а в башке колотится самое что ни есть сегодня – президентская предвыборная программа. Что Путин предъявит народу, чем окрылит на грядущие шесть лет? Да чтоб поверили, чтоб вдохновились! Чтоб стать ему полпредом от «завтра».

– Постановка вопроса некорректная, – упрямился Власыч. – Понятие «образ будущего» сбивает с толку. О каком будущем говорить, если министры публично определились: один говорит, что до тридцатого года реальные пенсии расти не будут, другой обещает рост ВВП не выше двух процентов. Таких министров надо взашей, а коли их не гонят да окорот им не дают, выходит, опровергать боятся. Вон Глазьев что-то вякнул, так пресс-секретарь президента его с ходу осадил.

– Ну, прав ты, прав про этих министров, которые пиарятся ежедень дурацкими прогнозами. Пророчат злые завтра. Дебилярий! Но суть в другом, помилуй мя, ты в неё не въезжаешь. Что обещать народу? – вот в чём вопрос. Это посильнее, чем быть или не быть. Дальнейший рост жизненного уровня? А, Льняной? Ты же у нас стратег.

Добычин криво усмехнулся, ничего не ответил. И так всё ясно. Но Лесняк не унимался:

– Кремлёвская команда с ног сбилась в поисках «образа будущего». Хотя бы чернового наброска. В Интернете хайп, лютый срач.

Добычин встрепенулся:

– Как ты сказал? Кремлёвская команда?

– Тебе будто невдомёк, что там мозговой центр.

– Я не о том. Применительно к президенту слово «команда» давненько не звучит. У президента теперь окружение.

Лесняк уставился на Добычина, почуяв намёк на серьёзную правду, но не в силах распознать её.

– Как говорится, шолом, православные! Ну-ка, ну-ка, подробнее.

– Команда единомышленников была у Путина вначале – питерцы. Помнишь, как их в либеральной ступе толкли? В порошок тёрли. А теперь в Кремле – окружение. И кто побожится, что у этих «окружающих» не разновекторные интересы? Как говорят в таких деликатных случаях, истина конкретна.

Но тут в разговор отважно вступил Синицын:

– А у нас считают, что Путина уже приватизировали. Либералы.

После паузы Лесняк спросил: