Немыслимое путешествие
Шрифт:
Возможно, святой Христофор принес мне счастье, потому что на другой день выдался случай проверить мои подозрения насчет компаса. Солнце на закате было видно очень четко, так что на результаты контроля можно было вполне положиться. Правда, у меня не было пеленгатора, но я вышел из положения с помощью линейки. Конечно, не идеальный вариант, однако лучше, чем ничего. Моя проверка компаса подтвердила, что имеется восточная девиация 10°. Теперь все стало на свое место, на душе у меня полегчало, и я решил в честь такого события открыть единственную на борту банку с песочным тортом.
Я находился на 44°05 ю. ш. — слишком далеко на север: ведь мне надо было проскользнуть мимо Новой Зеландии. Я подсчитал, что желательно спуститься к югу миль на триста. Конечно, лучше было бы все время идти южнее, но ветры мне не подчинялись. Теперь пришла пора отойти на юг, и я лег на нужный курс. Удалось выдержать его почти весь день 31 января, но 1 февраля опять воцарился штиль, и я около шестнадцати часов топтался на месте. Совсем некстати… Пришлось заняться материальной частью — покрасил носовой люк, навел чистоту на яхте, починил бизань. Парус порвался, одна лата вылезла. Я задвинул лату на место, зашил парус.
В этот день впервые после мыса Горн я увидел признаки суши — кругом плавали водоросли. Суша — редкость в этой части океана, но все же к востоку и юго-востоку от Новой Зеландии есть мелкие острова: Баунти, Антиподов, Кэмпбелл. Очевидно, водоросли приплыли с одного из них, во всяком случае для меня они были признаком, что земля совсем близко. Через два дня появилось множество птиц<— вторая верная примета, что на свете есть еще суша!
До Новой Зеландии оставалось немало миль, но курс уже требовал тщательной разработки. Снос на север был мне вовсе ни к чему, а пробиться на юг оказалось нелегко. На юго-восток — пожалуйста, но это означало отступать, что меня никак не устраивало. Я взялся обойти вокруг света против преобладающих ветров — путь, который кое-кто считал немыслимым для одиночки. Половину земного шара я уже обогнул. Надо пробиваться дальше.
По мере приближения к Новой Зеландии начались трудности с радиосвязью. Связаться на сравнительно короткое расстояние подчас труднее, чем на дальнее. Меня заботило, как бы Морин не стала волноваться, не получая вестей обо мне, тем более что на всем пути от мыса Горн радио работало прилично. Значит, и тут нельзя сдаваться. Не ответит Веллингтон — может быть, удастся наладить связь с островами Чатем. Временами я слышал вызовы Веллингтона, но мой голос не мог пробиться.
По-прежнему штормы чередовались со штилями, и налетали они неожиданно, причиняя мне кучу хлопот. Один вознамерился оставить меня без обеда. Я накрыл на штурманском столе, повернулся взять соль — в туже минуту почти весь обед выскочил из тарелки. Я вернул его в тарелку и съел. Хорошо, что у меня было заведено, поработав с картами и лоциями, сразу убирать их.
В другой раз коварная волна захлестнула кокпит, ворвалась в кают-компанию и дотянулась до моего спального мешка. Я принялся сушить мешок грелкой — но попробуйте в шторм наполнить грелку горячей водой!
Бывали красивые закаты, когда край неба багровел. Но в этих широтах багровый закат нельзя считать верной приметой. Следующий день мог быть хорошим, ветреным, а мог быть и совершенно отвратительным.
Глава 5 Новая Зеландия и Тасмания
Казалось, Южному океану не будет конца. Я перебирал в памяти другие тихоокеанские плавания на малых судах — никто еще не ходил моим маршрутом. Джошуа Сло-кам, отец одиночного мореплавания, прошел вокруг света с востока на запад, но ведь он после Магелланова пролива направился к северу, в теплые широты с россыпью восхитительных полинезийских островов. Чичестер, Роуз, Нокс-Джонстон — мои недавние предшественники в одиночных кругосветках — спускались на юг до ревущих сороковых, но все они шли в другую сторону. Ревущие, можно сказать, ревели им вдогонку. Я же намеренно бросил вызов ревущим, они ревели мне в лицо. И нечего жаловаться, что продвигаюсь по карте мучительно медленно! Главное — продвигаюсь. И спасибо, что у меня такое крепкое и славное суденышко, спасибо, что здоровье не подводит — язвочки, сыпь и прочие мелочи не в счет, — спасибо Морин и моим друзьям за отличную провизию.
Меридианы, которые представлялись мне барьерами поперек карты, один за другим уступали натиску и оставались позади. Одолев 160° з. д., я ликовал. Еще каких-нибудь 20 градусов — и будет пройдена половина пути вокруг земного шара! Я все еще избегал думать о всем маршруте в целом, мысленно разбивал его на несколько гонок с препятствиями. Еще 16° — и я миную острова Чатем, а там всего 5 градусов до Баунти и так далее. Сознание не мирилось с тем, что надо идти еще 180° до второго правого поворота — у мыса Доброй Надежды, прежде чем начнется длинный финишный этап. И я гнал от себя эту мысль, если не считать обитающей в глубине души твердой уверенности, что так или иначе, рано или поздно я приду к финишу.
В ясные ночи я глядел на Луну и думал об отважных людях, которые ее достигли. И мои собственные проблемы казались таким пустяком! Человек достиг Луны — а я тут переживаю из-за какого-то девятибалльного ветра. Конечно, это рассуждение было скорее философским, чем реалистичным. Мое путешествие не шло ни в какое сравнение с подвигом космонавтов, однако волны, которые нагнал девятибалльный ветер, были предельно реальными. Ох уж эти волны! Шипя, они надвигались на яхту, будто снежные горы. Иногда они захлестывали кокпит, и казалось — громада пенящейся воды поглотит и меня, и «Бритиш стил». Но яхта всякий раз выбиралась на поверхность. А я сидел в каюте и улыбался во весь рот. Не потому, что не боялся — боялся, и не однажды, — а потому что так уж я устроен. Чем опаснее ситуация, тем смешнее она мне кажется!
Выдержки из журнала:
«4 февраля. В 10.00 все еще дул восьмибалльный ветер, потом он начал стихать. Просто невероятно, как быстро он угомонился. Осталось беспорядочное волнение, волны мечутся во все стороны. Поминутно меняю парусность: то выберу шкоты, то возьму рифы на бизани, то отдам рифы. Не могу связаться с Новой Зеландией, Морин уже две недели не получает данных о том, где я нахожусь.
5 февраля. Отвратительный день — порывистый ветер, шквалы. Сейчас ветер 5 баллов — через минуту 8 баллов. И все зюйд-вест. Пробовал связаться с островами Чатем — ничего не вышло.
6 февраля. Весь день налетали шквалы, весь день я только и делал, что лавировал. Сейчас курс южный. Ну и черт с ним, когда-нибудь пойду же я на запад. Но похоже, что все 25 градусов долготы до Новой Зеландии придется брать с боем. Ничего, будут и на нашей улице пассаты. Связался с островами Чатем. Узнал, что в Веллингтоне накопились для меня радиограммы, больше 300 слов. Почему-то не могли передать их мне через Чатем. Умылся, побрился, сменил белье. Сразу на душе стало легче.
7 февраля. Сильные шквалы. Вылил на себя чашку чаю, когда яхта переваливала через волну. Опишу один шквал.
На горизонте — огромные кучевые облака, сила ветра — 7 баллов. Приближаясь, громада облаков становится все выше и темнее, и вот уже совсем черная. В то же время отмечаю, что заметно выросшие волны покрылись белыми барашками. И вот началось! Сила ветра достигает 11 баллов. Значит, надо браться за румпель. Как только скорость ветра превышает 45 узлов, надо быть начеку. Меня уносит на северо-восток (то есть прочь от Новой Зеландии). Стараюсь по возможности умерить ход яхты. Минут 5—10 дует с невероятной силой. Затем начинается дождь, боль- шe похожий на град. Хлещет по лицу и рукам, забирается под рукава, и скоро я весь мокрый. Первый заряд дождя прошел — за ним следует другой. Капли колют, словно песчинки в бурю. Но вот дождь кончился, и ветра нет, морэ вяло бросает яхту туда-сюда, паруса хлопают. Передышка длится всего минут 5—10, глядишь — опять тебя гонит семибалльный ветер».