Немыслимое путешествие
Шрифт:
Шторм потряс и измотал меня. Кроме того, он задал мне несколько задач, которые я — хочешь не хочешь — должен был решать. Главной проблемой было то, что все мои стаксель-фалы лопнули, невозможно ставить передние паруса, а без них приличного хода не развить. 1 мая шторм унялся, но сила ветра все еще достигала 8 баллов, и без стакселей я мог рассчитывать едва ли на 4 узла. Если к тому же добавить, что яхту все время осаживали высокие волны, эффективный ход не превышал и одного узла.
Это меня никак не устраивало. Используя гика-топе-нант как фал, я поставил штормовой стаксель. Лучше, чем ничего, только я опасался, что топенант долго не выдержит сильного ветра. Как ни верти, надо карабкаться на мачту. Я попросил небо послать штиль, и в воскресенье утром 2 мая ветер умерился настолько, что можно было сделать попытку. Выпив две чашки кофе и управившись с последней банкой копченой сельди, я прицепил к поясу лини фалов и полез на мачту. И до чего же трудно было удержаться на мачте! Зато я открыл, что в таком деле и зубы годятся. Руками-то надо было почти все время держаться, так я зажимал линь в зубах.
Первым делом я продернул линь через резервный центральный шкив; управившись с этим, продел его через кливер-блок. Дальше мне предстояло срезать лопнувший старый фал (тросик из оцинкованной проволоки). Я пустил в ход кусачки. Перекусывать проволоку, цепляясь за качающуюся мачту, не очень-то удобно, но я справился, а вот кусачки не выдержали — лопнула пружина. Затем я выдавил целый тюбик смазки на шкив грота-фала;—он давно заедал.
Протягивая штерт кливер-фала, я уже спустился до краспицы, когда увидел, что тонкий конец вот-вот убежит с центрального шкива. Я чуть не взвыл. Держась одной рукой, протиснулся между вантами, ловя конец, несколько раз промахнулся и все же поймал, когда оставалось не больше ярда.
Дальше надо было пропустить фалы между вантами и другими снастями так, чтобы не терлись. Я слегка запутался: не мог сообразить, куда что тянуть, и пришлось спуститься на палубу. Разобравшись внизу с фалами, я опять поднялся до краспицы, чтобы сделать все как следует.
Затем последовал завтрак: груши, сухое молоко. За завтраком я решил заодно поменять бизань-фал: лучше перейти на новый раньше, чем лопнет старый! Я еще не поднимался на бизань-мачту. И хотя она на двадцать футов короче грот-мачты, вид ее внушал мне оторопь — очень уж голая. На деле оказалось совсем легко лезть, расстояние между вантами было в самый раз. К тому же бизань-мачта не такая толстая, как грот-мачта, это тоже облегчило мне задачу.
Вот итог всей операции: новый кливер-фал (гордень), новый фал для выносного стакселя, почти новый грота-фал, хорошо смазанный специальным воском, и не менее хорошо смазанный новый бизань-фал. Руки тоже были перемазаны, но дело того стоило.
Я был вполне доволен своей работой, хоть и поранил правую руку. Зато результат обсервации оказался менее радостным: получалось, что шторм отнес меня на 160 миль к юго-востоку.
Вечером в небе не было ни единого облачка, но сила ветра достигала 8 баллов. Есть совсем не хотелось, все же я заставил себя проглотить три крекера с бутербродной пастой. Темная моча давала повод опасаться, что организм слегка обезвожен, и я сказал себе, что надо побольше пить.
В понедельник 3 мая весь день держался штиль. Сияло солнце, и, глядя на океан, трудно было поверить, что он способен взбеситься. Я занялся текущим ремонтом, залатал грот, покрыл все фалы защитным составом. И наконец-то зарядил аккумуляторы.
Во вторник барометр снова начал падать. В 10.00 — 1003, в 18.00 — 992. Я приготовился к новому шторму, однако, если не считать одного шквала под 9 баллов, сила ветра не превышала 7 баллов. Великим событием этого дня было то, что мне удалось заставить «Бритиш стил» некоторое время управлять собой без моего вмешательства. Ход был не ахти какой, но все же позволял надеяться на успех в полосе пассатов, когда (или если) я до нее доберусь. Снова и снова я старался придумать, как же все-таки починить сломанные стаксель-гики. Я верил, что какой-нибудь способ должен быть.
Но проверить свои соображения не удалось, потому что опять пошли шквалы, началось сильное волнение. Вот что говорит журнал:
«5 мая. Ночью налетел неприятный шквал, сила ветра до 10 баллов. Лежа на койке, я смотрел на анемометр и думал: хоть бы этот шквал прекратился. Дескать, пока я оденусь, пока выберусь на палубу, все уже кончится. Через 10 минут стало ясно, что все-таки придется вставать и убирать грот. Я шел к мачте по колено в воде.
21.15. Только что на яхту обрушилась мощная волна — ударила в лоб, накрыла палубу, захлестнула кокпит, ворвалась в каюту. Яхта круто остановилась. Если бы не поток воды, я мог бы подумать, что врезался в кита (или в пароход).
6 мая. Я сыт по горло этим районом, он из меня душу выматывает. Только мысли о Морин помогают мне держаться. Надолго ли еще меня хватит?
Проснулся в 06.30 (кромешная тьма) от того, что бешено хлопал стаксель № 3. Оделся, вышел на палубу и при свете фонарика увидел, что лопнул фока-штаг. У меня сердце оборвалось. Правда, авария оказалась не такой уж страшной — не выдержал талреп. Спустил парус и до утра болтался с голыми мачтами. На рассвете поднялся на палубу, и через час яхта уже набрала ход. Пришлось снимать все раксы — нудная работенка. А когда пошел взять запасной клевант, заело выдвияшой ящик. Вскрыл его молотком и отверткой, теперь одним ящиком стало меньше.
Вышел в кокпит, чтобы выбрать лебедкой стаксель № 3, а одеться как следует поленился. И был наказан — меня окатило со спины. Разозлился, сорвал с себя рубашку и швырнул ее за борт. Очень плохой признак.
Получил две радиограммы — от Фрэнка (Элина) и от британского военно-морского представителя в Южной Африке с пожеланиями успеха на последних этапах плавания.
22.30. Только что «Брит» чем-то долбануло, не знаю чем. Сила ветра — 8–9 баллов. Сперва могучий вал осадил яхту, а там для полного счастья и его приятель подоспел. Обычно первый вал бьет сильнее, на этот раз вышло наоборот. Меня отбросило прямо в камбуз. Полетели тарелки, рассыпалось печенье, так что получилось грязное месиво. Упала банка с бульонным концентратом — к счастью, не разбилась. Зато разбилась одна тарелка (а они считаются небьющимися). Хуже того: лопнул пакет с молоком. На прокладочном столе, на радио — всюду молоко. Еще хуже: опрокинулась сковорода и все забрызгала маслом. Часть масла попала в мой ужин (банка фарша). Черт с ним, сказал я себе, и наелся жирного фарша. Меня еще никогда не мутило в море, но тут едва не вывернуло наизнанку.
7 мая. Шквал под 11 баллов. За завтраком я просыпал кофе, а пол был мокрый, и коричневый порошок прилип к нему. Вскипятил воду, вымыл пол. Кругом кофейные потеки.
Мне все еще не по себе после вчерашнего жирного ужина, и сегодня я почти ничего не ел. Вечером сделаю попытку.
19.00 (приблизительно). Живот еще не наладился. Достал единственную пачку крекеров «Риц». Берег для особого случая, и вот этот случай настал. Но крекеры отсырели настолько, что оставалось только выбросить их. Вот досада…