Ненаглядная красота
Шрифт:
Поскакал Кащей, догнал Тугарина, отнял Марью Моревну, домой увёз.
Поплакал-поплакал Фёдор Тугарин и опять воротился назад за Марьей Моревной. Кащея Бессмертного дома не случилось.
— Поедем со мной, Марья Моревна.
— Ах, Фёдор Тугарин, он нас догонит.
— Пускай догонит; мы хоть часок-другой вместе побудем.
Собрались они и уехали.
Вот Кащей домой возвращается, под ним добрый конь спотыкается.
— Что ты, несытая кляча, спотыкаешься?
— Фёдор Тугарин Марью Моревну увёз.
—
— Можно ячменю насеять, подождать, пока он вырастет, сжать, смолотить, пива наварить, допьяна напиться, хорошо выспаться, да тогда в погоню ехать, и то успеем.
Поскакал Кащей, догнал Фёдора Тугарина, изрубил его в мелкие куски, положил в смоляную бочку, скрепил бочку железными обручами и бросил в синее море, а Марью Моревну к себе увёз.
В ту пору, в то времечко у зятьёв Фёдора Тугарина серебро почернело.
— Видно, — говорят они, — с шурином беда приключилась.
Полетел орёл на море, поднял сильные ветры; море взволновалось, выкинуло бочку на берег. Схватил сокол бочку, занёсся высоко-высоко за облака, бросил бочку наземь, она упала и разбилась вдребезги. Принёс ворон живой и мёртвой воды, спрыснул Фёдора Тугарина, — стал Фёдор жив-здоров.
— Ах, зятья милые, как я долго спал!
— Ещё бы дольше спал, кабы не мы! Пойдём теперь, зятюшка, к нам гостить.
— Нет, братцы милые, я пойду искать Марью Моревну.
— На твоём коне её не увезти! Ступай за тридевять земель, в тридесятое царство. Там за огненной рекой живёт Баба-яга. Есть у неё такая кобылица, на которой она каждый день вокруг света объезжает. Достань от этой кобылицы жеребёночка, тогда Марью Моревну от Кащея увезёшь; вот тебе, зятюшка, шёлковый платок, махнёшь им в правую сторону — сделается высокий мост, ляжет через огненную реку.
Поблагодарил Фёдор Тугарин зятьёв и в путь отправился.
Долго он шёл, не пил, не ел. Попалась ему навстречу заморская птица с малыми детками. Хотел Тугарин съесть цыплёночка. Заплакала заморская птица:
— Не тронь моих деток, Фёдор Тугарин, может, и я тебе пригожусь.
Пошёл он дальше, видит в лесу улей пчёл.
— Поем-ка я всласть сладкого медку.
А пчелиная матка отзывается:
— Нет, не тронь моего меду, Фёдор Тугарин, может, и я тебе пригожусь.
— Хорошо, пусть будет по-твоему.
Побрёл он дальше, от голода шатается; вдруг видит: стоит дом Бабы-яги, кругом дома двенадцать железных спиц, на одиннадцати спицах по человечьей голове, а одна спица пустая стоит.
Вышла Баба-яга — костяная нога, зубы острые.
— Здравствуй, бабушка!
— Здравствуй, молодец, зачем пришёл?
— Не возьмёшь ли меня, бабушка, кобылиц пасти?
— Изволь, молодец! У меня ведь не год служить, а всего два дня. Упасёшь моих кобылиц, — дам тебе золота, а если нет, то не гневайся: торчать твоей голове на железной спице.
Фёдор
Только выгнал он кобылиц в поле, они все врозь по лугам разбежались, совсем из глаз пропали. Тут он заплакал, запечалился, сел на камень, и его сон сморил.
Проснулся Фёдор Тугарин. Солнышко низко, ночь близко — не видно кобылиц, не слышно.
Что тут делать?
Вдруг прилетела заморская птица.
— Иди домой, Фёдор Тугарин, все кобылицы по стойлам стоят.
Воротился Тугарин домой. Баба-яга шумит, на своих кобылиц кричит:
— Ах вы, драные шкуры, зачем вы домой воротились?
— Как же нам было не воротиться!? Налетели птицы со всего света, чуть нам глаза не выклевали.
— Ну, вы завтра по лугам не бегайте, а рассыпьтесь по дремучим лесам.
Ночь переспал Фёдор Тугарин, наутро Баба-яга ему и говорит:
— Смотри, Тугарин, если не упасёшь кобылиц, хоть одну потеряешь, — быть твоей буйной головушке на железной спице.
Погнал Фёдор кобылиц в поле, они враз разбежались по дремучим лесам.
Опять сел Тугарин на камень. Плакал-плакал, да и уснул.
Вот солнышко село за лес, — прилетела пчелиная матка и говорит:
— Проснись, Тугарин, кобылицы все по стойлам стоят. Да как воротишься домой, — Бабе-яге на глаза не показывайся. Пойди в конюшню, спрячься за ясли. Есть у Бабы-яги шелудивый жеребёнок, всё в навозе валяется. Ты бери его и в полночь уезжай домой.
Фёдор Тугарин пробрался в конюшню, за яслями спрятался. Баба-яга и шумит и кричит на своих кобылиц:
— Зачем, драные шкуры, домой воротились?
— Как же нам было не воротиться? Налетело пчёл видимо-невидимо со всего света, стали нас до крови кусать.
Вот Баба-яга заснула, а Фёдор Тугарин нашёл шелудивого жеребёнка, оседлал его, сел и поскакал прочь.
Жеребёнок худенький, ноги тонкие, ноздри рваные, а скачет он, как богатырский конь, луга-поля перебегает, озёра перепрыгивает.
Вот доехали они до огненной реки, вынул шёлковый платок Фёдор Тугарин, махнул в правую сторону, — повис через реку высокий железный мост.
Проскакал по мосту шелудивый жеребёнок.
Поутру пробудилась Баба-яга, стала кобылиц считать, — шелудивого жеребёнка нет как нет.
Вскочила Баба-яга в медную ступу, в погоню бросилась. В медной ступе скачет, пестом погоняет, помелом след заметает.
Доскакала она до огненной реки, поскакала она по железному мосту; тут Фёдор Тугарин платком в левую сторону махнул.
Подломился железный мост, упала Баба-яга в огненную реку; тут ей, злодейке, и смерть пришла.
А Фёдор Тугарин доскакал до Марьи Моревны, посадил её перед собой на шитое седло и домой отправился.
Кащей Бессмертный домой возвращается, под ним конь спотыкается.