Шрифт:
1.
С этого дня я положила себе правило, заканчивая дневные хлопоты и отходя ко сну, строго и не кривя душой говорить сама с собой. Привычку записывать свои мысли и впечатления в дневник я пока откладываю в сторону. Из осторожности я не хочу доверять бумаге то, что может произойти. Но в поздний час, прежде чем заснуть, я буду спрашивать себя, не поступаю ли я против своей совести.
Дело, которое неожиданно было мне предложено, для меня и сложное и непривычное, однако на первый взгляд не выглядит предосудительным. Более того, если оно таково, как мне было представлено, я получу выгоду и смогу изменить к лучшему
Записка, принесенная мне посыльным из гостиницы «Бристоль», явилась для меня настоящей загадкой. Мой дальний родственник Константин Константинович Арцыбашев извещал меня, что приехал в город для переговоров со мной и ждет моего визита. Он просил с этим же посыльным ответить, когда мне удобно будет навестить его. Моя служба классной дамой в институте благородных девиц позволяла мне взять приватные полдня лишь в конце недели, о чём я и написала, мысленно недоумевая о причине внезапного появления родственника.
Род наш разделился на несколько ветвей ещё при старших поколениях. Я состояла в тесной переписке лишь со своей троюродной сестрой, близкой мне по возрасту. И остальные семьи поддерживали между собой весьма неравномерные связи. Семейство же Арцыбашевых было по-настоящему богатым и не часто общалось с прочими «бедными родственниками».
В субботу около трёх часов пополудни я уже входила в гостиничный номер.
– Здравствуйте, Константин Константинович! Рада Вас видеть, какими судьбами Вы здесь?
– И я рад, – отвечал Арцыбашев, приветствуя меня и целуя мне руку.
После первых обменов любезностями и семейными новостями он провёл меня к диванчику и, галантно усадив, устроился за круглым столиком напротив. Я заметила, что он, положив руку на стол, нервно забарабанил пальцами. Поймав мой взгляд, он убрал руку под стол и заговорил:
– Эмма Леонтьевна, прежде всего я хочу оставить наш разговор строго между нами. Тема конфиденциальная и касается лишь меня одного. Вы можете мне оказать очень большую услугу, но принуждать Вас я не вправе. Я могу только просить о помощи. Вы скоро поймёте, почему я надеюсь на Вас.
Он выждал паузу, всматриваясь в меня. Я не двигалась, изобразив на лице вежливое удивление. Наконец Арцыбашев продолжал:
– Вы, конечно, знаете, что детство мы с братом Георгием провели в городе Р. Родительский дом и сейчас там стоит, на Вознесенской улице. Года два назад Георгий продал его. Как Вы, может быть, слышали, я в это время жил за границей. И вот теперь, разбирая бумаги покойного брата, я заметил одно несоответствие. Я перерыл все возможные письма и документы, но нигде не нашёл никаких следов или хотя бы намеков на них. И это навело меня на мысль, что в доме моего детства негласно осталась весьма ценная вещь.
Он глубоко вдохнул и, задержав воздух, исподлобья устремил на меня глаза. Наступила новая пауза, которую я не собиралась нарушать. Арцыбашев тихо выдохнул, перевёл глаза на окно и задумчиво произнёс:
– Есть такая легенда… В маленьком домике Святого Семейства в Назарете хранился в кипарисовой шкатулке бесценный предмет – перо из крыла архангела Гавриила, которое он уронил в день Благовещения. Тайну знала лишь сама Богородица да может ещё Иосиф-обручник. Когда же домик перешёл в чужие руки, святыня исчезла. Но возможно, она как-то таилась в домике, поскольку паломники исцелялись даже от его стен. Я, конечно, не рискую равнять родительский дом со святым домиком из Назарета. Но я почти уверен, что в нашем бывшем доме остался жемчужный крест. Не перо из крыла архангела, но всё же баснословно дорогая и уникальная вещь.
Арцыбашев кинул на меня быстрый взгляд и запустил руку во внутренний карман сюртука. Вынул маленькую толстую книжку в кожаном переплете и положил перед собой на столик.
– По молодости лет Вы, Эмма, не можете помнить биржевую панику зимой 1895 года. На моего же отца она произвела тяжёлое впечатление. Мы с братом и матушкой боялись за него, в те дни он слёг и не выходил из своего кабинета. Папa потерял часть капитала, но мы не были разорены. Гнетущим образом на него действовал сам факт неслыханного мошенничества маклеров. С тех пор он решил держать часть средств не только в ценных бумагах и вкладах, но и в драгоценностях. Но не просто дорогих ювелирных изделиях – а в уникальных и единственных. Имеющих своё особое имя и историю. Такая драгоценность никогда не сравнится с безымянной ювелирной вещицей, а стоимость её со временем только возрастает. До своего ухода из жизни он успел купить шесть таких именных предметов. Надо сказать, что это крайне затруднительное дело. Где открывается какое значимое наследство или намечается интересный аукцион – слетаются десятки и сотни охотников и агентов. Бывало, отец тоже выезжал куда-то. Свою добычу он показывал матушке, а нас, детей, не посвящал. Мой брат Георгий проявил небрежность, не разобрав архив отца перед продажей дома. Впрочем, я объясняю это его болезнью, уже тогда он страдал. Теперь же все бумаги перешли ко мне и смотрите, что я нашёл.
Он наклонил ко мне книжку и стал медленно переворачивать страницы. Я увидела акварельные рисунки, выполненные с большой тщательностью. На одном развороте была запечатлена звезда какого-то ордена, усыпанная бриллиантами. На другом – овальная табакерка в рубинах с портретом Петра I в центре крышки, затем золотая фигурка оленя на крупной цепочке. Каждый рисунок был окружен тонкими стрелками, указывающими на различные части предмета и за стрелкой были выписаны в абзац какие-то характеристики. Мелкий, почти графически прорисованный почерк, говорил о педантичном, собранном человеке.
На рисунке удлинённого креста, обложенного по всему контуру крупным жемчугом, Арцыбашев остановился. Вещь была по-настоящему великолепна. Три окончания креста завершались прозрачными синеватыми камнями красивой огранки. Акварелью было замечательно передано их сияние. Основание креста было забрано в подобие золотого колпачка. В центре креста находился овальный медальон с изображением архангела с мечом и щитом. Как и на прежних страницах, рисунок был расчерчен тонкими стрелками и надписями.
Дав мне налюбоваться рисунком, Арцыбашев перевернул страницу. Я снова увидела жемчужный крест, но с обратной стороны. Теперь в его центре был укреплен медальон с Георгием Победоносцем на коне и драконом под конскими копытами.
– Это серебряный крест фельдмаршала Миниха, – пояснил Арцыбашев, – Папa указал его размеры: целый фут с вершком, представляете? Конечно, фельдмаршал его не носил на себе, а держал где-нибудь в спальне и наверное, молился перед сном. В записях папa указано, что когда-то крест золотым наконечником вставлялся в подставку, которая утрачена. Поэтому вот, – он снова перевернул страницу, и я увидела изображение длинного плоского ящичка: – Папa заказал футляр под нынешний размер креста и, заметьте, тоже из кипарисового дерева. Какое совпадение с кипарисовой шкатулкой, не правда ли?