Ненастье
Шрифт:
— Вот где бедность не порок, — сказала Даша.
Они въезжали в город, но Даша наблюдала за Германом.
Тропический Винараямпур был пыльным и грязным, очень шумным и суетливым. Ободранные магнолии, истрёпанные платаны и раздёрганные пальмы выглядели будто бомжи. На перекладинах столбов вдоль улиц были навьючены связки проводов. Дорогу запруживал транспорт: легковушки и «тук-туки»; ярмарочные фургоны; гигантские звероподобные грузовики с хромированными радиаторами; разрисованные «барбухайки», в окошках которых вместо стёкол были решётки, точно в автозаках. Проплывали величественные двухэтажные «даблдекеры» — слоноподобные и красные, как перец. Опасно кренясь,
Городишко был невысоким, в два-три этажа, — домишки из бурого туфа, деревянные галереи, балкончики, арки, зубчатые балюстрады, полотняные навесы с кистями, веранды, плетёная мебель на улице, горшки с какими-то деревьями, обшарпанная штукатурка, — хотя кое-где вдруг торчали слоистые, ребристые или сетчатые громады современных башен, обросшие антеннами и спутниковыми тарелками. Встречались колониальные особнячки с тонкими колоннами и кудрявыми каменными львами у крылечек. Порой за жуткими оградами из колючей проволоки вздымались новостройки, где на пустых бетонных ярусах гнездились хибарки строителей, которые тут же и жили.
Поначалу Герман даже не рискнул затесаться в толкотню на улицах — побоялся, что потеряется. В гомоне толпы, сквозь кваканье клаксонов и рёв моторов звучали заунывные голоса муэдзинов из динамиков на минаретах. В каждой забегаловке выла экзотическая музыка, мяукали и пищали голоса индийских певиц, выводили рулады баритоны. Все стены были заляпаны яркими вывесками; как паруса, вздымались ржавые баннеры с рекламой фильмов Болливуда. Под ногами вертелись собаки, через толпу равнодушно брели коровы, над макушками людей торчали головы верблюдов.
Пахло так густо, словно запахи сюда накачивали особыми насосами: свежесть фруктов, сладкая гниль, жареное мясо, лимон, имбирь и лаврушка, аптечные химикаты, дым гашиша, псина и навоз, розовое масло, горелая резина, нежность плесени, благоухание и тухлятина, — всё сразу, как в борще.
«Тук-тук» возил их по городу целый день. Рикша показал «сахибам» океанскую набережную с ржавыми фонарями; позеленевший под пальмами памятник — то ли какому-то мореплавателю, то ли губернатору колонии; краснокирпичные казармы старого гарнизона; самый большой супермаркет Винараямпура (рикша назвал его «Мэл-фэйр»); федеральный банк с белым яйцевидным куполом и муниципалитет с готической башней и шпилем; улицу чудодейственных аюрведических аптек, больше похожих на пивнухи; древний храм Сенгувалам, один из ста восьми святых дивья-дешамов, — чёрную каменную пирамиду, уставленную множеством скульптур.
Рикша был счастлив, что клиенты арендовали его «тук-тук» до вечера.
— Впечатлило? — спросила Даша, когда «тук-тук» катился в Падхбатти.
Даша всё равно не могла удержаться от лёгкой насмешки над Германом.
— Впечатлило, — серьёзно подтвердил Герман. — Завтра повторим?
Они ездили в Винараямпур несколько дней подряд, будто на работу. Герман уже не сидел в «тук-туке», а ходил по улицам: ему надо было узнать, какие тут люди, как с ними жить? А Дашу просто заинтриговало, чего ищет этот молчаливый человек, чужой на Малабаре, как монах на свингер-пати?
Однажды Герман попросил Дашу завести его в какой-нибудь обычный магазин. Даша удивилась и указала на ближайший супермаркет; его витрины были залеплены рекламой, и самостоятельно Герман не понял бы, что это за здание. Кондиционеры дышали прохладой. Все, кто встречался, радостно здоровались, будто ждали Германа. Для индийцев были одни стеллажи, для европейцев — другие. Для мужчин — кассы слева, для женщин — справа.
— В Индии, как везде в Азии, любят торговаться, но лишь тогда, когда дешёвый товар или местный формат торговли, — пояснила Даша.
— Да я же не за покупками, — ответил Герман.
Он примеривал, освоится ли в Винараямпуре тихая и несмелая Танюша. Вроде бы тут пёстро, шумно, суетно и непонятно — однако вовсе не страшно. На Малабаре как в мультике. Вечное лето для Вечной Невесты.
На улицах Винараямпура кипела жизнь. Мужчины — улыбчивые и тощие, как подростки-акселераты; стаи хитрых собак; арабы в просторных белых балахонах; темнокожие полуголые старики в тюрбанах; глазастые девушки в длинных юбках; негры и китайцы; полицейские с бамбуковыми палками — в мундирах песочного цвета, с аксельбантами, в генеральских фуражках, но многие — босиком. На потрескавшемся асфальте сидели калеки, по ним как по деревьям лазали обезьянки на ремешках, прохожие кидали монеты в плошки из кокосовой скорлупы. Всюду бродили костлявые коровы, но не смиренные, как в России, а нагло-унылые и, кажется, плотоядные.
Герман просил Дашу взять его под руку и вообще быть поближе (типа как он со своей женщиной), чтобы не смущать своим вниманием индианок. Они проходили мимо как букеты: в ярких сари из блестящих тканей, руки по локоть покрыты узорами из хны, огромные серьги, пирсинг, бусы, браслеты, цепочки, кольца — всё посверкивает, позвякивает, восхищает простодушных.
Здесь было множество молодёжи; компании торчали возле забегаловок и скверов: девчонки, стесняясь, глупо хихикали и сбивались в табунки, а парни — как в сёлах России — врубали погромче музыку на бумбоксах и хвастались мотоциклами, газуя вхолостую. В кассы полуподвальных кинотеатров стояли очереди: мужские — длинные, женские — покороче и за оградкой. Индусы в потных, расстёгнутых на груди рубашках жевали бетель — смесь из пряностей и фруктов — и плевались красной слюной, будто кровью; с непривычки это выглядело жутковато. Всюду попадались толпы школьников с учителями — мальчики отдельно, девочки отдельно. Сквозь шумную, улыбчивую толпу отрешённо и целеустремлённо двигались паломники в чёрных одеяниях.
Они завернули на рынок — как же на Востоке и без базара? Толпа текла сквозь кривые закоулки из палаток, навесов и прилавков: ворохи зелени, груды незнакомых фруктов всех цветов радуги, мычащая и блеющая скотина, связки кудахчущих куриц, вешала с библейски-огромными рыбинами, стопы глиняной посуды… В ящиках с отбросами шныряли крысы, сразу воняло и благоухало, под ногами чавкало. Из толчеи откуда-то снизу тянулись тёмные костлявые руки нищих; старики с лицами недогоревших на костре фанатиков перебирали связки костяных образков; дивными видениями сквозь сутолоку величественно плыли матроны, завёрнутые в лазурь и пурпур; маленькая девочка, блестя глазёнками, кусала ломоть папайи размером с полколеса.
— Тут свободно продаётся марихуана, — негромко подсказала Даша.
Она всё пыталась понять, что нужно Герману.
— Лучше ещё погуляем, — уклонился Герман.
И они снова шли гулять по переполненным улицам Винараямпура.
Торговали всем подряд, даже сигаретами врассыпную с лотков — как в России в девяностые. Через толкучку пробивались продавцы одежды; они тащили в руках вешалки с рубашками на плечиках и джинсами на держалках. Сноровистые парни распихивали толпу тачками, в которых истекали водой глыбы льда. На обочинах цирюльники стригли и брили клиентов, завернув по горло в малиновые с золотом покрывала. На газонах кучами лежали и курили мужики-носильщики, готовый в любой миг сорваться на клич заказчика.