Ненастоящий поцелуй
Шрифт:
— По истории — так себе. Последняя оценка — четыре с минусом.
— М-да…
— М-да. Плакала медалька.
— Ничему я тебя так и не смог научить, — грустно сказал Миша. — Ни истории… Ни флирту.
— Это точно. Эх ты!
— Да. Эх я. Надо было не рассказывать, а заставлять тебя саму читать учебник. И еще — надо было научить тебя целоваться.
— В каком смысле? — Вера подняла глаза на парня.
— А в таком!
И Миша притянул ее к себе. Погладил по спине, прижался к щеке носом… Вновь отстранился.
— Здесь слишком много людей! — с этими словами он схватил девушку за руку и потащил в подъезд.
Вера послушно следовала за Михаилом — оцепеневшая, бледная, как будто во сне.
— Могут увидеть… — пробормотал раскрасневшийся «учитель». — Пойдем в лифт.
Завел Веру в кабину. Нажал кнопку.
Лифт ехал медленно-медленно и быстро-быстро одновременно.
Через минуту они вышли на двадцать пятом этаже. Оба — в розовой помаде, размазанной вокруг губ. Оба испуганные. И оба счастливые.
— Ну что? — спросил Миша. — Сможешь повторить это сама, если потребуется?
— С одного-то раза не запомнишь…
— И то правда. Айда снова в лифт! Сейчас потренируемся!
Из дневника Веры Созоновой за 20 мая 2008 г.
«Сегодняшнее событие, наверно, и не стоит записывать. Я и так его запомню. Но все-таки удивительно: как резко все может измениться всего за один день! Еще вчера я рыдала из-за глупостей, которых наговорила Мише, из-за излишней откровенности, из-за того, что нам не быть вместе и из-за дружбы, которая, как мне казалось, теперь потеряна… А сегодня все случилось так просто, так естественно, так ожидаемо!
Теперь я смотрю на мир совершенно другими глазами. Вижу, что мы просто не могли не соединиться. Удивляюсь, почему так нервничала последние дни, почему думала, что все потеряно? Как могла не замечать, что нравлюсь Мише, что он хочет со мной сблизиться, что у нас вот-вот все случится? А эта глупая присказка про его якобы существующую девушку! Неужели я могла поверить такой простой уловке, такому явному вранью, такому очевидному признаку неуверенности в себе, которую Миша пытался скрыть? И сомневалась, действительно ли приглашение на «тренинг» — это попытка склеить меня. Какой я была дурочкой! Неужели единственный поцелуй смог так резко вправить мне мозги? Удивительное дело…
Раньше я думала, что сойду с ума, если поцелуюсь — либо от счастья, либо от стыда. Думала, мир перевернется. А оказывается, ничего подобного. Мир остался таким же, только я в нем раньше была близоруким человеком, который натыкался на все углы, а теперь как будто бы вставила хорошие контактные линзы и сижу — спокойная, умиротворенная, добрая — в красивой яркой комнате, которую вижу теперь такой, какая она есть на самом деле.
Миша, Мишечка, ненаглядный… Хочу танцевать с тобой, хочу обниматься, хочу сажать к себе на колени и кормить с ложечки манной кашей, хочу качаться с тобой на качелях, хочу уронить в сугроб и вывалять в снегу… Жалко, что сейчас нет снега. Но я все равно знаю: теперь желания начнут сбываться одно за другим. Теперь все будет. Я наконец дождалась.
Десятого октября десятого года мне уже будет восемнадцать. Думаю, родители не будут против того, чтобы мы поженились. Старшую дочку назовем Людой (в честь моей бабушки), а младшую — как захочет Миша. Лет через десять, когда разбогатеем, можно будет родить третью девочку. Или мальчика? Нет, мальчиков я все-таки не хочу. Мальчиков в армию забирают».
5. Самое главное
С медалью Созонова все-таки пролетела. Какое дело было ей теперь до оценок, если в жизни случилось Самое-Главное, То-Ради-Чего-Создан-Мир? Оставаясь с Мишей наедине, она отныне меньше всего думала об истории. Узнав о четверке от Марии Юрьевны, географичка и физкультурница тоже решили больше не притворяться и ставить несостоявшейся отличнице заслуженные «хорошо». Родители ворчали, Кира посмеивалась, одноклассники удивлялись, но никто не ругал Веру, не думал сочувствовать ей, не пытался помочь.
Все видели, что Вера расцвела.
Девчонки вдруг стали смотреть на нее с завистью, парни — оглядываться вслед, подруги — допытываться о чудесном способе так быстро похорошеть, учителя — отвешивать комплименты прямо на уроках.
— Я бы все отдала за то, чтобы быть такой счастливой, как ты! — восхищенно прошептала школьная приятельница Даша, узнав о причине учебных неудач.
— А мне кажется, теперь все просто стало так, как и должно быть, — честно ответила Вера.
Впереди было целое лето — лето с Мишей. А, может быть, не только оно?
Они целовались до синяков, танцевали одни в пустой комнате, часами просиживали на скамейке в обнимку и болтали, болтали, болтали обо всякой ерунде. И откуда только брались темы для разговора?! Наверно, они прилетали оттуда же, куда ушла прежняя Вера — тихая, скромная, неуверенная в себе.
Новая Вера жила правильной жизнью. Она просыпалась под пиликанье мобильного, возвещавшее о новой эсэмэске, и первым делом тянула руку к электронному другу, чтобы прочесть послание, всякий раз новое, оригинальное, непредсказуемое, как все у Михаила: «Ты мне снилась этой ночью», «С добрым утром, моя сахарная!», «Вставайте, барышня!», «Уже утро, нам пора целоваться!». Завтракала, думая о Мише. Прихорашивалась, готовясь к встрече с Мишей. Гуляла с Мишей, принимала его у себя или по-соседски ходила к нему в гости. Общалась с Мишиными друзями. Вникала в Мишины интересы. Ходила на спектакли, фильмы, выставки — естественно, с Михаилом. Потом с мыслью о Мише ужинала и радостно делилась с Кирой впечатлениями от дня: сообщала о том, во что сосед одет был, что сказал, как пошутил, чем развлекал ее. Укладывалась спать Вера счастливой: знала, что завтра будет новый день — день с Мишей.
Знала она и то, что стоит ей войти в Интернет — особенно вечером, — как внизу экрана замигает рыжее окошко аськи: это он, ненаглядный, с ничего не значащим ником Щ-159, спешит поприветствовать Веру, хоть та и в соседней квартире. Знала, что ни дня не пройдет без ласковых эсэмэсок. Знала, что не надо ревновать, когда любимый общается с другими девчонками: он с ней, он только с ней. Знала, что если Михаил не показывался вчера, то сегодня он непременно позвонит в дверь и, стоя на пороге с игриво-глуповатым выражением на лице, которое теперь кажется самым красивым, сообщит, что соскучился. Будет долго пить чай и держать Веру за руку. Умничать: глупо, забавно и мило до ужаса. Называть «сударыней», «барышней» и «мадемуазелью». Говорить простые вещи, от которых сердце начинает колотиться так, что до самого вечера не можешь ни на чем сосредоточиться… А потом он уйдет домой, чтобы через час появиться опять и сказать, что уже соскучился снова.
Как-то раз они до двенадцати ночи просидели на скамейке возле своего дома: просто обнимались и без конца гоняли одну и ту же песню в плеере, разделив на двоих наушники. Миша называл это занятие «тупкой»: «Потупим, что ли? — предлагал время от времени один или другой. — Давно не тупили». Вере нравилось просто быть рядом с любимым, просто чувствовать его, просто слушать и никуда не торопиться. В этот раз Миша говорил про то, как в июле или августе, когда станет поменьше клещей, можно будет взять палатку и отправиться на электричке на озеро. Только вдвоем. Плавать там сколько влезет, целоваться, взять напрокат лодку и не возвращаться в город до тех пор, пока не кончится еда.