Ненасытные
Шрифт:
– Буран, ты охренел! – взревел охранник, удерживая рвущуюся с поводка псину. А остальные облегченно засмеялись.
– Зря ты его удержал, Вован, – сказал один. – Буран бы порвал ее на клочки, хоть какое-то развлечение.
– Будет тебе развлечение, – проворчал мужчина, усмиряя псину, – когда сбежится вся рать, и Булавин поставит нас всех в одинаковую позу. Буран, да заткнись ты, все в порядке…
Собака чувствовала, что кошкой тут дело не ограничивается, вертелась на коротком поводке, глухо рычала, но ее уже тащили прочь. Никита перевел дыхание. Ждать второго пришествия как-то не хотелось. Едва лишь «три танкиста и собака» скрылись за ближайшим изгибом дороги, он устремился вперед и через минуту уже подбегал к конечной точке маршрута. Хорошо хоть не надо мотать стометровки на другой конец поселка… Искомое поместье находилось за вычурной стальной оградой. В полумраке проявлялись деревья по обе стороны ограды, возвышались «сторожевые» башни на крыше особняка. Участок оказался крайним в юго-западной части поселка. Южнее была дорога, по
Он скользил, пригнувшись, вдоль забора, выискивая подходящее место для форсирования преграды. Как действовал воришка Тимошевич? Остается только гадать. На юге царила тишина, патруль ушел. Громоздились шапки кустарника. Он решил не мудрствовать: девяносто к одному, что сигнализация еще не включена. Смысл ее включать, если хозяин отсутствует? Охрана, по идее, нервничать не должна. Он полез на ограду, выверяя движения, вцепился мертвой хваткой в стальные стержни, носками уперся в наваренные между штырями украшения. Ограда была монументальной, знаменитая решетка Летнего сада явно отдыхает, в бюджете Петербурга нет таких денег, чтобы затмить творения коррупционеров с Дальнего Востока… Он оттолкнулся от решетки и, обливаясь потом, повалился в клумбу. В двух шагах прочерчивалась калитка, разумеется, запертая на замок, но зарубку в памяти следует сделать. Он подкрался к задней стороне особняка и вновь невольно поставил себя на место воришки Тимошевича. Как этот невезучий пробрался в дом? Окна и парадный вход исключаются. Замок на задней двери он мог вскрыть отмычкой, но как вскрыть засов изнутри? Значит, только через крышу… Никита притаился за приземистой беседкой и напряженно всматривался вверх. В стенах хватало выступов и впадин, но до них еще надо дотянуться. Интерес представляла прямоугольная пилястра, тянущаяся от фундамента до кровли. Кирпичи на ней расползались «елочкой» – не сказать, что готовая лестница, но лучше, чем по голой стене. Он подался было вперед, но задумался. На стене придется мерцать как минимум минуты четыре, быстрее не вскарабкаться. Если возникнет охранник, то ситуация немного осложнится… Этот парень словно уловил позыв, явился, как по мановению волшебной палочки. Рослая тень вывернула из-за угла, щелкнула зажигалка, замерцал огонек сигареты. Страж осмотрелся, затем задрал голову, провел мониторинг задней части особняка, мерцающей в зыбком лунном свете. Прошелся по дорожке вдоль дома, затем его что-то надоумило свернуть во мрак кустов, прилегающих к беседке. Маршрут, возможно, был очерчен. Он вынул из-за пояса фонарик, отыскал пальцем переключатель…
Неожиданно мелькнуло нечто, сбило охранника с ног, и, прежде чем он успел завопить, кулак разбил распахнувшийся рот, проведя кардинальную чистку зубного хозяйства. Для часового настала долгая и беспробудная ночь. Не успел Никита обхлопать его карманы, как из-за угла появился второй. Постоял, обозревая местность, начал пристально всматриваться во тьму, царящую за беседкой.
– Серега, ты куда пропал? – проворчал он. – Я же видел, ты сюда свернул… Кончай там облегчаться, потопали в дом, пусть эти двое теперь развлекаются, их время вышло…
– Иди сюда… – глухо прошептал из-за беседки Никита. – Тут что-то есть…
Охранник удивился, еще раз глянул по сторонам и неуверенно направился на голос. Споткнулся о бордюр клумбы, оценил одной фразой интеллект коллеги, забравшегося в какую-то глухомань. А Никита уже летел на него, прыжок, удар под дых. Схватил согнувшегося «профессионала» за шиворот, проволок пару метров и, рыча от усердия, швырнул его мордой об стену…
Охранники были живы, но без сознания. Никита обшарил карманы, вооружился семизарядными пистолетами Ярыгина с обоймами на восемнадцать патронов, растолкал их по карманам одолженной Мурзиным штормовки. Застегнул на «молнии», чтобы не вываливались. Время неумолимо шло. Он бросился к стене, стал карабкаться по пилястре… Подтянулся, забросив ногу, передохнул десять секунд, недоверчиво разглядывая небо, затянутое рваной хмарью. Оно явно стало ближе… Затем пополз, стараясь не греметь, по этой изобилующей неровностями крыше. Заметался от башни к башне, отыскал чердачное окно между двумя крутыми скатами, сполз к нему, отчаянно перебирая ногами по наклонным черепицам. Ему попалась податливая рама, он открыл ее, залез внутрь, рядом с окном стояли какие-то доски, запакованные в целлофан радиаторные решетки. Он полз, сжимая в зубах цилиндр фонарика. Показалась лестница, дверь, еще одна лестница – на этот раз широкая и с перилами…
На втором этаже было глухо, как в танке. Если верить «некоторым», в доме еще двое, представляющие опасность… Он спускался на цыпочках на первый этаж, выключив фонарь. Волновался, как перед экзаменом, в горле пересохло. Никита даже боялся представить себе, что ожидает в подвале…
Лестница вывела в конец коридора. Там был тупик, мутное витражное стекло. Глубокая ниша на другой стороне – там, возможно, подвал, куда он так стремится…
Глаза привыкали к темноте. Вправо от лестницы простирался широкий коридор. Он выходил, должно быть, в холл. Там что-то мерцало, блуждало по стенам бледное сияние. Никита не мог отправиться в подвал, оставив угрозу в тылу. Он на цыпочках заскользил по коридору, высунулся в холл. Обстановка в огромном вестибюле, совмещенном с гостиной, зимним садом и, возможно, кухней, была достаточно мирной. На стене горел единственный светильник. Под ним располагался приземистый диванчик, а на диване, вальяжно развалившись, коротал служебные часы очередной охранник. На коленях он держал планшет, мужчина пристально всматривался в экран, где происходило что-то интересное. Освещалось лишь пространство в непосредственной близости. Комфортно, но не очень удобно для работы. Охранник услышал шаги, но не видел, кто идет. Оторвался от экрана, прищурился, вглядываясь в темноту.
– Серега, ты че из подвала-то вылез? Надоели эти курочки?
Никита недоумевал, выходит, все в этом доме посвящены? Он ворвался, словно бешеный ураган, попал пяткой в переносицу. Охранник даже охнуть не успел. Спинка на диване была невысокая, он перелетел через нее, прочертив ногами ломаную окружность, отбился от стены, рухнул в метровый промежуток между стеной и диваном. А планшет взмыл вверх и с аккуратной точностью приземлился Никите в руки, продолжая работать. Там тоже кого-то били пятками, разлетались мелкие китайские тела, а у главного «мордобойца» была смутно знакомая раскосая физиономия, но явно не Джеки Чана. Он выключил фильм и аккуратно положил девайс на столик. Глянул за диван, тело не шевелилось. Если верить тем же «некоторым», в доме оставался один охранник в подвале…
И снова его охватило жгучее волнение, ноги не желали вести в подвал, оцепенение ползло по телу. Он брел, как в густом дыму, пытаясь ускориться. Показалась глубокая ниша, стальная приоткрытая дверь. Лестница в бетонном мешке. Сырость, духота, перепады температуры. Нестерпимое желание чихнуть, а потом от души выматериться… Какой разительный контраст, такое впечатление, что он оказался в выдуманном мире. Многотонные толщи бетона над головой, несуразные колонны в разводах и потеках. Дом был относительно новый, а этот подвал выглядел так, словно перенесся сюда из позднего Средневековья. Вероятно, такими контрастами кто-то создает себе настроение, лечится от стрессов на работе… Сомнений не было, это был тот самый подвал, что он видел на снимках убитого Тимошевича. Два ряда приземистых колонн, вдоль стен – какая-то дремучая рухлядь, верстаки, несуразное кресло, опутанное проводами, похожее одновременно и на трон, и на электрический стул. У тупиковой стены – зарешеченные камеры. Как во всяком уважающем себя Средневековье, там горели и чадили факелы, а в клетках что-то шевелилось…
Тошнило вполне серьезно – от духоты, зловония, от миазмов, витающих, словно полчища мошки. Никита перебегал от колонны к колонне, стиснув зубы. Понимал, что долго тут не вытерпит. Послышалось плотоядное урчание, грубоватый мужицкий смех.
– Ну, давай же, куколка, покажи высший класс… мать твою, какая же ты грязная…
В коптящем свете озарялось содержимое клеток, пространство вблизи. Рваный матрас в следах засохшей рвоты, женщина скорчилась в позе зародыша, судорожно подрагивала. Сальные волосы закрывали лицо, рваная кофточка, засохшая кровь. Ржавая цепь тянулась от босой ноги к скобе, вмурованной в стену. Узница в соседней клетке была немного подвижнее. Когда-то блондинка, не лицо, а сплошной багровый синяк, она стояла на коленях, прильнув лбом к решетке, пыталась расстегнуть вставшую колом от грязи толстовку. Ее глаза были почти мертвы. А напротив, прислонившись к колонне, сидел на полу по-турецки плечистый здоровяк с живописной лысиной, протянувшейся ото лба к загривку. На коленях у него лежала открытая коробка с пиццей, под рукой обреталась бутылочка колы. Он отламывал от пиццы кусочки, толкал в рот и урчал, охваченный чувством глубокого удовлетворения.
– Да живее ты шевелись, недотепа… – ворчал он. – Покажи свои прелести, что там от них осталось… Ладно уж, так и быть, держи, может, это придаст тебе ускорения… – Он швырнул ей маленький кусок пиццы. Тот ударился в решетку, отскочил. В глазах у жертвы мелькнуло что-то осмысленное. Она свалилась на живот, дотянулась сквозь решетку до еды, тут же отшатнулась, бренча цепью, в дальний угол клетки, скорчилась, принялась жадно жевать.
– Поспеши, красотка, – комментировал вертухай. – Исполнишь зажигательное шоу с элементами порно – еще получишь.
Кровь ударила в голову. Так их и голодом тут морят! Никита оторвался от колонны, шагнул вперед. Чиркнул камешек под ногой. Ублюдок оторвался от своей ночной трапезы.
– Леший, ты?
– Угу, – отозвался Никита.
Но этого экземпляра обмануть оказалось труднее. Он задом чувствовал опасность. Отбросил пиццу, подскочил, развернулся в прыжке на сто восемьдесят. Двое мужчин застыли в проходе между колоннами – набыченные, подобравшиеся. Мясистый, здоровенный детина с впечатляющим разворотом плеч, с пудовыми кулаками. Рожа безжалостная, не мальчик, к сороковнику уж поди. Никита быстро справился с растерянностью, небритые уста охранника исказила гримаса. Небрежное движение руки, что-то звякнуло, и в растопыренной клешне уже красовалось насаженное на пальцы оружие ближнего боя. Никита мысленно содрогнулся. В принципе, это был кастет. Но не ударно-дробящего действия, а скорее колюще-режущего. Сцепленные одним шарниром три клинка – знаменитые «когти тигра», длинные, изогнутые внутрь, идеально отточенные – эффектное восточное оружие для нанесения страшных увечий и незаживающих ран. Обороняться против такого невозможно, обязательно зацепит. С этой штуки и создавали кинематографисты когти Фредди Крюгера – любимчика сонных американских подростков…