Ненавидь меня
Шрифт:
Мой отец не сказал ни слова, пока прятал ленту в нагрудный карман своего костюма.
Я ненавидел его. Так сильно, что чувствовал, как ненависть проникала до мозга костей.
Единственное, что приносило хоть какое-то утешение, — осознание того, что, в конце концов, я отомщу.
И однажды… убью его.
— В любом случае, — заявляет Нокс с хрипотцой в голосе, — после
О, Боже.
Хочу протянуть руку, прижать его к груди и утешить — потому что то, через что он прошел, намного хуже, чем я могла представить, — но Нокс качает головой.
Откидываюсь на сиденье, уважая его просьбу не прикасаться к нему сейчас.
Теперь все в нем обретает смысл. Отстраненное поведение и то, что он никого не подпускает к себе, слухи, ходящие по школе… даже то, как он занимается сексом.
Ему нужна боль и ощущение контроля, когда он трахается.
Нокс отворачивается и смотрит в окно, как будто ему невыносимо смотреть на меня, потому что он показал мне своих демонов.
Но я не осуждаю его… потому что он ни в чем не виноват.
Он был всего лишь мальчиком.
— Ты не монстр, — взяв его за подбородок, заставляю посмотреть на меня, потому что мне нужно, чтобы он понял. — Ты не заслуживал того, что с тобой случилось, — он пытается отвернуться, но я не позволяю. — То, что я чувствую к тебе, не изменилось.
И никогда не изменится.
— Тогда ты глупая, — бормочет он.
— Я какая угодно, но точно не глупая.
Смотрю на часы на приборной панели. Автобус отправляется через двадцать минут, но вопросы продолжают накапливаться с каждой секундой.
Интересно, почему он никому не рассказывал о насилии? Хотя теперь, когда я думаю об этом, все очевидно. Его отец влиятельный агент ФБР и внушал страх с того момента, как Нокс сделал первый вдох.
Но все же кто-то ведь должен был это заметить. Медсестра, учитель, родственник…
Мысленно возвращаюсь к ранее сказанным словам.
— Ты говорил, что раньше считал это чьим-то предупреждением. Чьим?
Он подносит сигарету ко рту.
— Тебе пора идти.
Внутри все переворачивается от его отстраненности. Становится понятно, что он знает что-то важное.
— Нокс, — у меня поднимается давление, потому что мне нужно, чтобы он сказал, — кто, по-твоему, убил тех девушек?
Выражение его лица становится жестким, и в воздухе появляется струйка дыма.
— Лео.
Мне требуется вся сила воли, чтобы не рассмеяться. Лео не святой, но он точно не убийца. Этот человек и мухи не обидит.
— С какой стати ты решил, что это Лео?
Он бросает на меня печальный взгляд, и это только усугубляет ужасное чувство, зарождающееся
— Потому что он не тот, за кого ты его принимаешь, Аспен, — он стискивает челюсть. — И он уже убивал раньше.
Что? Я снова сжимаю сумку, собираясь с духом.
— Что значит, он уже убивал раньше? Кого?
Морщинка на его лбу становится глубже, и печаль окрашивает его лицо. От того, что он смотрит на меня с такой жалостью после того, чем только что поделился, желчь подкатывает к горлу.
— Лео застрелил твоего отца.
Эти слова пронзают кожу, словно пуля, разрывают внутренности, пока я не истекаю кровью.
Но я не хочу в это верить.
— Нет, — решительно качаю головой, не желая принимать это. Лео был лучшим другом моего отца, и отец любил его. — Ты лжешь, — кровь стучит в ушах, когда я смотрю на него. Не знаю, почему Нокс так думает, но он ошибается. — Человек, стрелявший в моего отца, признался. Лео сказал, что тот даже не пытался отрицать, когда полиция выследила его в собственном доме, — хватаюсь за грудь. — Черт, этот ублюдок сказал, что заслужил это, когда его вытащили в наручниках.
Гнев снова отражается на лице Нокса, когда он бьет кулаком по рулю.
— Лео солгал, Аспен.
— Почему ты…
— Потому что я слышал, как Лео и мой отец говорили о том, как тот застрелил его, и отец скрыл это. Он даже нашел подозреваемого, на которого можно было повесить убийство. Какой-то старик, живший в трейлерном парке, с историей насилия и шизофрении, — каждый мускул его челюсти напряжен. — Мне казалось это бессмысленным, потому что мой дядя и твой отец были друзьями. Сначала я думал, что дело в деньгах и в жадности Лео, но потом стало ясно, что есть и другая составляющая.
— Какая другая составляющая?
Но ему даже не нужно говорить об этом, потому что в моей голове что-то болезненно щелкает.
Я.
У меня перехватывает дыхание, а глаза наполняются слезами. Мне так плохо. Так мерзко и отвратительно. Хотя я и не виновата в смерти отца, но не могу избавиться от чувства вины.
Нокс обхватывает мои запястья, притягивая к себе, пока слезы текут по лицу, и я хватаю ртом воздух.
— Скажи, что ты лжешь, — умоляю, потому что правда причиняет такую боль, что я не могу ее вынести.
Он вытирает мои слезы.
— Хотел бы я, чтобы это было так.
— Как давно ты знаешь об этом?
— Я подслушал их разговор через несколько дней после похорон.
Размышляю об этом, но от этого становится только хуже. Нокс годами знал, но молчал.
— Почему ты мне не сказал?
Обхватив мое лицо ладонями, он усмехается: — Если не считать того, что ты ненавидела меня и никогда бы не поверила мне? — его рука скользит к моему затылку. — Я тогда не мог доверять тебе, Бродяга. Ты бы рассказала Лео — мужчине, с которым ты не только спала, но и которого очень ценила, — а он бы рассказал моему отцу…