Ненависть и месть
Шрифт:
– Хорошо, – согласился Ефим Наумович, – кто мешал тебе ехать в Нью-Йорк?
– У меня была хорошая должность в тресте столовых и ресторанов.
– Но у тебя и сейчас хорошая должность.
– Нет, – тоскливо покачал головой Копельман. – Это не должность!.. Ах, те заботы кажутся детскими забавами по сравнению с тем, что я имею сейчас.
– Меня очень беспокоит твое состояние, Изя, – озадаченно потирая подбородок, сказал Айзеншток. – Не выпить ли нам коньячку?
Исаак Лазаревич достал
Айзеншток, несколько мгновений подержав рюмку в ладонях, выпил коньяк и попросил у Копельмана сигарету.
– Ты же не куришь, – удивился тот.
– Глядя на тебя сегодняшнего, не только закуришь.
Не очень умело прикурив сигарету от огня зажигалки, Айзеншток затянулся и тут же закашлялся. Погасив сигарету, он некоторое время молчал.
– Может быть, ты прав… Может быть, и правда, плюнуть на все эти глупости и уехать куда-нибудь подальше, в теплые края?
– Только не в Хайфу.
– Да, – вздохнул Айзеншток.
В ходе беседы ему постепенно передалась грусть, владевшая прежде Исааком Копельманом.
– Палестина, конечно, наша родина, но давай посмотрим правде в глаза, Изя. Кому мы нужны в этом ортодоксальном, давно устоявшемся обществе?
– Фима, я согласен с тобой как никто другой. Но и здесь жить становится все тяжелее. У меня кругом неприятности. Цех стоит, Дрейер собирается упаковывать манатки, люди на автомобильных заправках нервничают. Ты представляешь, Фима, трое уже подали заявление об уходе.
– Как? – ахнул Айзеншток. – С таких хлебных мест?
– Да, и это не шутки.
– И чем же они мотивируют?
– Все боятся.
– После того случая на бензоколонке Гриши Володина?
Кивнув, Копельман издал звук, похожий на всхлипывание.
– И я их ничем не могу остановить.
– Повысить зарплату не пробовал?
Исаак Лазаревич возмущенно поджал губы.
– Я никогда не поддамся на такой шантаж, – с неожиданной решимостью отрубил он.
– А как же Дрейер?
– С ним я смогу договориться.
– Деньги?
– Фима, ты всегда сводишь разговор только к деньгам. Откуда у тебя такая привычка?
Айзеншток пожал плечами.
– Чем же можно еще удержать Семена Семеновича, кроме как деньгами?
– Ты забываешь о семейных узах.
– Я не знал, что он твой родственник, Изя.
– Дрейер никогда не был моим родственником, но его сын не спускает глаз с моей Сонечки. Ведь Семен Семенович не желает зла своему сыну. Он никуда не уйдет, по крайней мере, до тех пор, пока этого не захочу я.
Копельман еще налил коньяку себе и своему собеседнику. На сей раз Ефим Наумович пил медленнее, маленькими глотками, смакуя благородный и очень дорогой напиток.
– Бедная Сонечка, – шмыгнул носом Копельман.
– Что, у нее тоже какие-нибудь неприятности?
– Директор музыкальной школы уперся и не хочет выпускать ее с хорошими отметками. Он говорит, что Соня неталантлива и с сольными концертами выступать не будет никогда.
– Он что, Эмиль Гилельс, или ты ему мало заплатил?
– Он отказывается брать деньги, этот старорежимный фанатик.
– Ну и плюнь ты на него. Выдашь Сонечку за сына Семена Семеновича, она нарожает тебе внуков и никогда не будет вспоминать об этой музыкальной школе.
– Я бы и рад, но Миррочка…
При упоминании о супруге Исаака Лазаревича в кабинете Копельмана воцарилась тягостная тишина.
– Но не это самое главное, Фима, – понизив голос почти до шепота, уверил Исаак Лазаревич. – В последнее время мне решительно не нравится поведение Григорьева.
Айзеншток едва не поперхнулся последним глотком коньяка. Глаза его в ужасе вытаращились, благообразное лицо изменилось до неузнаваемости. Неуютно заерзав в кресле, он оглянулся на дверь.
– Я что-то не пойму, Изя. Ты хочешь сказать, что такое сотрудничество тебя больше не удовлетворяет?
Копельман молча кивнул.
– Я не знаю, Изя… А как же мой ресторан?
– Над этим я сейчас думаю.
– Изя, ты серьезно?
– Разве я похож на шутника?
Айзеншток с видимым удивлением покачал головой, потом встал с кресла, поставил на стол пустую рюмку из-под коньяка.
– Тогда, пожалуй, я пойду. И знаешь, Изя, что я сделаю сегодня, вернувшись домой?
– Не знаю.
– Я найду адреса всех моих родственников в Америке.
Глава 10
Панфилов глянул на часы. Было начало восьмого. Сотрудники фирмы «Лидер» уже разошлись по домам. Лишь преданная секретарша Жанна Макарычева с регулярностью почетного караула заходила в кабинет начальника и ставила на его широкий дубовый стол чашку свежего горячего чая вместо уже остывшего недопитого.
– Ты бы для разнообразия хоть кофе принесла, что ли, – сказал Константин, когда Жанна десять минут назад появилась перед его очами.
– А что, – засмеялась она, – водопровод работает, туалет тоже.
– Я серьезно.
– Если серьезно, Константин Петрович, то хороший кофе «Якобс» кончился. Осталась только какая-то дрянь под названием «Манхэттен». Я уж как только ни пробовала его варить, но это откровеннейшее пойло, поверьте на слово. А лучше выпейте чаю. Он у нас хороший, английский, «Липтон». Разве вы не чувствуете, какой приятный аромат?