Ненавижу тебя, Розали Прайс

LilaVon

– Нильс, я понимаю, что ты, возможно, меня ненавидишь, но разве это разумно – не давать мне ключи и воспрещать мне идти учиться? Ты, конечно, имеешь полное право не разговаривать со мной, имеешь право кричать, унижать, критиковать и все в этом вроде. Но, мне нужно идти, и я не могу сидеть, сложив руки прогуливать учебный день по твоей не здравой прихоти. Это глупо, даже для тебя, Веркоохен.

Я говорю довольно сдержано, пытаясь обходить резкие слова и не налегать на парня, который в любой миг может взорваться диким зверем и вовсе накинувшись на меня с кулаками. Мой тон обычный, несколько деловой лексикон, в попытке наладить отношения на общей неприязни.

– Ты права. Я тебя ненавижу, Розали. Я действительно имею право на

все, что мне доступно, и поэтому лучше иди в свою комнату, пока я сам тебя не отвел, отобрав ключи от комнаты, – грубо бросает он мне, словно недостойной даже его слов, а я округляю глаза от наглости и хамства на мои дружеские попытки найти общий язык, хотя бы на время. Он действительно собрался держать меня здесь как питомца? Нет, так не пойдет, и теперь кому-то придется остановить этот абсурд – мне.

Отхожу от его комнаты, доставая мобильный телефон, разворачиваясь к нему спиной. Не хочет по-хорошему поладить с новой сожительницей, пусть разгребает не меньше проблем от миссис Робинсон. Думал я буду молчать, и слушать его отвратительные команды «сидеть-лежать-голос»? Как бы не так! Я не наивная Стеффани, и далеко не собираюсь ожидать, пока его следующим шагом станет ладонь, кулак, если не нога, оставляющая на моем теле ссадины и гематомы.

– Ты что делаешь? – заразился интересом парень, внимательно разглядывая, как я вожу пальцем по сенсору.

– Собираюсь позвонить миссис Робинсон и попросить ее милости, чтобы открыла двери, а за тем напишу ректору письмо, с просьбой поменять комнату, или же поехавшего на голову соседа, – спокойно отвечаю я, надеясь, что это его хоть как-нибудь утихомирит, припугнет, и нахожу номер женщины, нажимая на вызов, прикладывая гаджет к уху, с вызовом поглядев на впервые пораженного соседа. И что-то подсказывает мне, что не из-за главного коменданта, а из-за «поехавшего на голову соседа», что было сказано в моей реплике только что.

– Положи телефон в карман, Роуз, – подходит ко мне парень, за считанный миг сровнявшись со мной, но я уже вслушиваюсь в гудки, не реагируя на его разгневанный тон, как и на поступившую чудовищную ярость.

– Ты не имеешь права держать меня тут, тебя и вовсе могут задержать за это нахальство, выписав не малый штраф за мое беспокойство, – выговариваю я, смело глядя в его темные синие глаза. Он в действительности высок и мне приходится поднять голову, чтобы быть на равных стойких положениях против него, и этим утром меня уже спасают сапоги на каблуке. Да только я не была равна этому парню, сильному мужчине, чьи руки сжимались в кулаки от поступившей пылкости и фанатизма в своей голове.

– Ты же не хочешь пожалеть об этом, Прайс. Сделай правильный выбор, и не смей…

– Миссис Робинсон? – спрашиваю я, когда слышу, что женщина отзывается любезным утренним приветствием. Но, я была готова и уверена в своих следующих шагах, пока пшеничноволосый парень не пихнул меня к стене, сдавив своею ладонью мое горло, довольно крепко обхватывая всю гортань.

Оторопь от действий Веркоохена, дал о себе знать подступающим головокружением. Легкие словно опустошались, а сердце спустилось куда-то вниз, почти забиваясь в укромный угол. Тело словно обливали горячим кипятком от каждого его касания, и мне было дурно, когда он не видел, что со мной происходит, продолжая надвигаться и сильнее сдавливать мое горло, пока я не начала задыхаться. Стоя на самых носочках сапожек, я ошеломленная и до ужаса впав в объятие трепета перед Веркоохеным, схватилась за его руку, когда не могло вдохнуть жизненно необходимого кислорода.

– Будет лучше, если ты сейчас же распрощаешься с ней, – шепчет он мне на ухо, а я почти теряя рассудок, киваю. Секунда и я глотая воздух, закашливаюсь, тяжело дыша, чуть не рыча, не в силах так скоро насытиться и наполнить легкие легким веществом для восстановления дыхания.

– Мисс Прайс? Розали!? Что-то случилось? Вы в порядке? – женщина почти верещит в телефон,

но меня охватил ступор. Смотрю на Веркоохена, который взглядом приказывает открыть рот и заговорить, но во рту все пересохло. Сейчас, я думаю, только о моей сохранности, не желая закончить как Стеффани, а с нравом соседа, я быстрее удушусь на смерть, нежели выживу с синяками на лице.

– Простите, миссис Робинсон… Ошиблась номером, не хотела вас так рано беспокоить, – заставляю говорить себя более или менее правдоподобно, но голос дрожал и охрип. Миссис Робинсон понимающе высказывает приемлемое извинение и прощается, а парень убирает телефон от моего уха, вырывая из его моих рук, сунув его себе в карман штанов.

– Давай я разъясню тебе одну важную вещь, Прайс. Я – наказываю и принуждаю, а ты – слушаешь и повинуешься. Никак иначе, Рози, если не хочешь однажды посетить дантиста, – криво усмехнулся он, ошеломляя и запугивая меня, порождая желание лишь прятаться и действительно сидеть в комнате. Желание идти куда-либо пропало безоговорочно. – И конечно же, если твой болтливый язык что-либо расскажет кому-либо о том, что между нами происходит – хуже будет только тебе. Ошибок больше я не допущу, как и милосердие, так что прими в правило свое молчание, пока я не накажу тебе говорить. Я, надеюсь, был достаточно конкретен?

Он смотри на то, как я держу руку у горла, и молчу, с ужасом и вероятно белоснежной бледностью большими от страха глазами, смотрю на него. Сумасшедший!

– Ну же, голос, девочка, – издевательски протягивает парень, ожидая от меня ответа.

– Я поняла тебя, – кратко, не заставляя себя много болтать слабым и дрожащим голосом, очередной раз, подчерчивая свою беззащитность и безвольность рядом с этим монстром.

– Отлично. Ты бываешь умной девочкой, придерживайся этого примера и мы поладим, – хитро усмехнулся парень, явно подразумевая не дружбу, а отношение меж собакой и ее хозяином, пускающий команды. Он разворачивается и направляется к себе в комнату, но, все же, я рискую своей головой, когда вновь останавливаю его.

– Нильс, мы можем все решить словами, всего лишь поговорить, как нормальные люди, без использования… физической силы. Зачем ссорится? Нам жить друг с другом еще два года. Может, когда-нибудь мы могли бы стать друзьями, – последняя попытка наладить с ним отношение, выйти из этого чертового блока, избавиться его нещадной близости и явным умопомешательством.

Но как бы я не была мягка и вежлива, ожидание понимания и его проявления его светлого разума – все идет к черту, когда парень начинает хохотать, будто на эмоциях я рассказала самый юморной анекдот. Свободно, откровенно, не стесняясь, и его это действительно смешит, ни как не наиграно, позабавившись не только моими словами, а и моим онемением. Я нахмуриваюсь.

– Неужели ты думаешь, что мы будем друзьями, англичанка? Прайс, посмотри на себя: ты стала безвольной, уступчивой, слабой крошкой-девчонкой. Не отниму и твоего усердия благодеяния и защиту бедолаг, но при этом, раньше ты могла наблюдать за моими мучениями с восторгом, удовольствием, потехой, как над пустой игрушкой. И поверь мне, ничто теперь не сможет помешать, получить ту же дозу наслаждения с тобой. Я тебе не шаткий мальчишка, Прайс, и при надобности устрою тебе настоящую встряску. Думаешь, если ты была первейшей девчонкой элиты, то я не стал одним из парней в округе сильнейших? Я знаю цену всему: себе, моим поступкам и твою цену, детка, тоже знаю. И ты никогда не сможешь пойти против меня, ты – никто, лишь очередная грязь под ногами. Ты не та, кто однажды может стать равна мне. Вижу, что боишься, трусишься, как осенний лист, а это лучший комплимент с твоей стороны. Не быть тебе мне ни другом, ни врагом. Ты – пустое место, пустой звук. Тут, в Нью-Йорке всем плевать на тебя, жива ты или мертва, ровно как и мне. Ты сделала огромную ошибку оказавшись не в том месте, и не в нужный час. Расплачивайся за свои ошибки, ведь все мы грешны.