Ненавижу тебя
Шрифт:
Он наклоняется ко мне, и в этот момент я кладу руки ему на грудь, останавливая. Буквально в сантиметре от себя. Мятное дыхание со вкусом шампанского оседает теплом на моих губах.
— Нет, Элиас.
Эпизод 7. Элиас
В смысле, блин, «нет»?
Я наблюдаю, как ее зрачки снова расширяются. Ее лицо настолько близко, что я могу за секунду преодолеть эти сантиметры между нами и просто начать с поцелуя. В голове бьются тысячи мыслей. Я сказал себе, что не собираюсь с ней спать, но когда воздух между нами накаляется
Кажется, я упоминал про незакрытые гештальты. Можно считать, что это один из них.
Она снова пытается отстранить меня.
— Элиас, прекрати.
— Почему?
Набивает себе цену сейчас? Возможно. Тогда это ненадолго. Я умею разбивать эти высосанные из пальца аргументы, вроде «это слишком быстро» или «мы почти не знакомы».
— Мы пришли поболтать, Элиас, — произносит она.
— Болтай, Никольская, — усмехаюсь я и перехожу к плану Б: ладонь ложится ей на поясницу и крепко вжимает в меня. Девушка охает испуганно, пока я даю ей почувствовать — того толстяка, Настя, больше нет. Наклоняюсь к ее шее и запечатлеваю настойчивый поцелуй там, где тревожно бьется артерия.
Черт, у нее нежная кожа. Она хрупкая, как статуэтка, что страшно сломать. Маленькая и тоненькая. Мои вкусы ничерта не изменились с тех пор — она мне нравится. Черт с тобой, Никольская, получишь ты меня сегодня на сладкое.
Я провожу пальцами ей по бедру, задирая подол платья, как внезапно низ живота обжигает резкая боль, а потом меня окатывает сверху ледяной водой.
— Твою налево… — вырывается у меня стон, пока я сгибаюсь, схватившись за достоинство. По вискам и лицу стекают маленькие холодные пузырьки. Настя отпрыгивает от меня в сторону и отставляет на стол пустой стакан из-под минералки.
— Бергман, ты… — ее голосок звенит от злости, пока у меня сыплются искры из глаз, — …отвратителен. Решил затащить бывшую подругу в постель? Черт! — она горько смеется, — мог бы это и изящнее сделать! Опыта, наверное, все-таки, поднабрался за эти годы. Тебе не стыдно?!
— Никольская, ты долбанутая? — вырывается у меня хрипло, и я распрямляюсь. Всадила так, что до сих пор боль пульсирует где-то внутри. Она пятится назад, к двери, а личико перекошено от злости.
— Я говорила тебе — нет, Элиас! Но ты решил включить мачо-мэна. Я не идиотка с ватой в голове, чтобы растечься от красивого мужика, и растерять все достоинство, — фыркает она. Подходит к двери, дергает ручку, и… она не открывается. Настя испуганно оглядывается, и начинает исступленно рвать на себя бедный кусок металла, — выпусти меня! Я подам в суд за изнасилование!
— Я тебя и пальцем не тронул, — холодно отвечаю я.
Черт. Рубашка вымокла насквозь, и волосы мокрые, даже на брюки попало. Я начинаю расстегивать верхние пуговицы, чтобы сменить одежду, а Настя в шоке бледнеет. Хочется дать ей подзатыльник. От души прямо.
Не идиотка она, видите ли.
— Ты что творишь?! Я не стану спать с тобой, так и знай. Ты мне противен после этого, и кубики на прессе тебя не спасут!
— Да что ты говоришь?
Берусь за рукава и срываю с себя рубашку, швыряя ее на пол. Взгляд Насти, все-таки, падает на мое тело, и она сглатывает. Я усмехаюсь.
Черт, я реально поспешил. Пятнадцать минут беседы ни о чем, и она наверняка бы расслабилась окончательно. У меня есть оправдание: как правило, раньше мне были не нужны эти пятнадцать минут болтовни, но тут другой случай. Дьявол!
— Не подходи… — шепчет она, — я буду орать. Клянусь.
Да хрен тебе, Никольская. Я быстро сокращаю между нами расстояние. Подхожу, протягиваю руку, опираюсь на дверь, пока Настя не знает куда девать глаза, и нависаю над ней. Хочется положить ладонь на эту тонкую шейку и сжать. Но я держусь.
— Никольская, — говорю я, вкладывая в голос больше холода, — ты мне нафиг не нужна. Слишком много чести.
— Да ну? — она фыркает. Я замечаю, как у нее подрагивают руки. Только не говорите мне, что она реально испугалась, — поэтому ты до меня домогался?
— Просто решил попробовать. Но вряд ли меня сможет возбудить женщина, чьи волосы пахнут освежителем для туалета.
Она сощуривает глаза, и в них мелькает что-то кровожадное. Я нагло лгу и просто хочу ее задеть, но сейчас эта девчонка, когда-то ранившая меня до глубины души, начинает вызывать давно забытое чувство азарта.
И понимаю, что я идиот, только когда коленка снова врезается мне между ног. Подсечка выбивает пол из-под меня, юркая ручка залезает мне в карман брюк, достает ключ-карту, и пока я думаю, что в моей жизни что-то пошло вообще не так, Настя выпрямляется, громко фыркнув.
— Я тоже изменилась, Бергман. Теперь я могу показать зарвавшимся красавчикам приемы самбо, на которое ходила шесть лет после школы. Еще раз меня тронешь — сломаю тебе руку!
Дверь с щелчком открывается. Настя швыряет в меня карту, и выскальзывает наружу. Я слышу отдаляющийся быстрый цокот каблучков по коридору.
Меня начинает раздирать дикий ржач.
Никольская, мать твою… неожиданно.
Это не последняя наша встреча. Я еще найду тебя, маленькая стерва, и покажу немного другие приемы, которые я изучил за эти пятнадцать лет.
Эпизод 8. Настя
Вот ведь кобель!
Меня все еще потряхивает после встречи с “другом детства”, пока я спускаюсь на лифте обратно в ресторан.
Боже, как гадко. Мерзко и обидно. Я тру лицо руками, снова позыбыв о макияже, который я уже черт знает сколько не накладывала, размазываю подводку и тушь окончательно. Зеркало отражает не вроде бы еще привлекательную женщину в самом расцвете сил, а панду-алкоголичку.
Прелестно.
Кое-как пальцем и тыльной стороной руки стираю это недоразумение вместе с корректором. Настроение проваливается в какую-то бездну, до краев наполненную унынием. Теперь у меня нет макияжа, зато есть синяки от недосыпа под глазами.
Лифт раскрывает двери, и я выхожу обратно в зал ресторана.
Пошел ты к черту, Элиас. Столько лет переживаний за несчастного мальчишку, который превратился в полное дерьмо.
Пропихиваюсь через толпу девчонок, весело щебечущих об отстойном сервисе в каком-то отеле на Ибице, и иду прямиком к Лене.