Неназываемый
Шрифт:
В конце концов Ксорве спрыгнула наземь, зажав в руке флягу, полную яда. Она поклонилась. Атараис довольно зашипела:
– Ступай своей дорогой, кроха.
Ксорве подавила желание пролезть под хвостом Атараис и бежать со всех ног в сторону туннеля. Вместо этого она начала медленно отступать, кланяясь. Уже внутри туннеля она остановилась и соскользнула вниз по стене, не желая идти вперед, пока ноги не перестанут дрожать.
Туннель вел в лабиринт, который наверняка придумал в незапамятные времена какой-нибудь командующий крепости, чтобы мучить своих пленников. Ксорве
Ксорве собралась сделать шаг в темноту, но какой-то инстинкт заставил ее замереть. Слева от прохода, над нижней ступенькой, со стены чуть ниже уровня головы свисал восковой ком размером с кулак. На воске стояла печать – неприятный глазу пятиугольный узор явно магического происхождения. Предмет этот вызывал скорее не страх, а отвращение, как будто на стене образовался гнойный нарост.
Ксорве отшатнулась. До нее дошло, что она чуть было не прошла мимо этой штуковины, и сердце ее заколотилось.
– Это оберег, – произнес чей-то голос в темноте. Ксорве не раздумывая выхватила нож.
Это был Талассерес Чаросса.
– А ты не врала, – заметил он буднично, как будто привык, что перед его носом размахивают ножами на завтрак, обед и ужин. – Ты и впрямь не служанка.
Ксорве опустила оружие. Если бы Талассерес замыслил нападение, он не стал бы обнаруживать свое присутствие. Достаточно было просто столкнуть ее с лестницы.
– Что ты здесь делаешь? – спросила она.
– То же, что и ты, – ответил он и указал в темноту, – ищу другой выход отсюда.
– Как он действует? – спросила Ксорве, имея в виду оберег. Он было не похож на тот, что Оранна прислала в письме Сетенаю. Ксорве не знала, является ли печать на воске ключевым знаком или на земле есть и другие символы. Но дотрагиваться до него не стоило в любом случае.
С брезгливым видом Талассерес вытащил из сумки обглоданную куриную ножку. Местами к кости прилипли хрящи. Он швырнул ее на ступеньки, и едва она оказалась у подножия, оберег вспыхнул, и кость исчезла, оставив после себя облако черного дыма. В воздухе стоял запах паленого жира.
– Работа моего дяди. Он не отличается изяществом, – сказал Талассерес. – На воздух и камень проклятие не действует. А все живое – или то, что некогда было живым, – исчезает таким образом, – он щелкнул пальцами. – Но если твой следующий вопрос – это «как же его обезвредить?», что ж, тебе крупно не повезло.
– Сколько раз ты приходил сюда с нашей последней встречи? – спросила Ксорве.
Талассерес пожал плечами, что, видимо, означало каждую ночь.
– Ты думаешь, что выход там, – сказала Ксорве. Интересно, проходил ли он мимо Атараис или в лабиринт можно попасть иными способами?
– Будь все просто, Олтарос вряд ли бы задержался на посту канцлера, – заметил Талассерес.
Ксорве подобралась.
– Оберег нельзя уничтожить, – сказал он. – Но существует защитный амулет…
Он с сомнением взглянул на Ксорве.
– Я знаю, что такое амулет, – не удержалась она.
– Правда? Ну что же, рад за тебя, потому что дальше – лучше: этот чертов амулет принадлежит генералу Псамагу, и он не снимает его ни днем, ни ночью.
– Агатовая подвеска, – кивнула она. Она заметила ее тогда в обеденном зале. Такой выбор украшения для старого солдата показался ей странным.
– А ты наблюдательна, Сору, – сарказм сменился интересом, и Ксорве поняла, что ей стоило держать рот на замке.
Она пожала плечами.
– Простое любопытство.
– Ну что же, – сказал Талассерес, вернувшись к оберегу. – Зато это было бы быстро.
Покои генерала Псамага располагались на самом верху крепости. На стенах были развешаны прекрасные гобелены, картины, церемониальное оружие, редчайшие сокровища десятка миров. Под покровом ночи Ксорве едва слышно кралась из комнаты в комнату.
Прошла неделя с тех пор, как она говорила с Талассересом в пещере. С тех пор она знала, что ей нужно сделать, но знать и сделать – это очень разные вещи.
Ты боишься пауков, Ксорве? – спрашивал ее один из наставников, бывший взломщик, один из множества старых друзей Сетеная с сомнительным прошлым. Боишься ли ты призраков? То, чего ты боишься в темноте, и есть то, чем ты становишься.
Я ничего не боюсь, отвечала она, а он смеялся. Теперь ей было страшно, но она поступала так, как ее учил Сетенай: страх становился топливом, которое давало ей силы идти вперед.
Ксорве прокралась мимо внешней стражи. Коридор патрулировали двое воскрешенных; они уставились молочными глазами прямо перед собой, но мертвецы видели не лучше живых, и она легко пробралась незамеченной. В следующих комнатах ей встретились еще двое, но никто из них даже не сошел со своего места.
В комнате, которая вела в спальню Псамага, Ксорве остановилась и поправила кинжал за поясом. Оружие в ножнах было тщательно заточено, на лезвии блестел яд Атараис. Простая предосторожность. До убийства дело дойдет только в крайнем случае.
Дверь в спальню Псамага была приоткрыта, там было темно. В помещении кто-то спал. Больше Ксорве ничего не слышала – ни других шагов, ни чужого дыхания. Петли даже не скрипнули, когда она прокралась внутрь.
В неярком лунном свете Ксорве различила очертания кровати – на ней кто-то спал. Она сделала шаг вперед, и тут ледяная ладонь зажала ей рот и нос, а вокруг талии сомкнулось что-то похожее на железный прут, перекрывая воздух. Кричать не было смысла. Ксорве попыталась укусить руку, но кожа воскрешенного была твердой, как дубленая шкура. Хватка его нисколько не ослабла, и Ксорве продолжала извиваться как червяк на крючке.