Ненужная дочь
Шрифт:
— Да, моя бабушка делала такую кашу, - ответила я и улыбнулась.
— Ее можно пить, милая. Так вот, когда я узнала, что ее производишь ты, - Елена закатила глаза и принялась расхваливать мои знания в области кашепроизводства, аккуратно помогая мне держать миску, пока я пью теплую слизистую жидкость. Горло сопротивлялось, но это оказалось куда проще, чем я себе представляла.
Я выпила все, что было в миске, и попросилась в туалет. Елена настаивала на низеньком, как миска, горшке, но я чуть не захныкала, умоляя ее проводить меня в соседнюю комнату. Мне нужно было проверить свои силы. Я должна была сходить к Лео.
Она
Потом я выпила настой и улеглась, пообещав, что не двинусь с места, пока моя помощница не пообедает. Я поклялась всем, чем могла, чтобы она, наконец, поверив, вышла.
— Господи, спасибо тебе за этих людей, - прошептала я и безмолвно заплакала.
Не поняв, как я заснула, открыла глаза и обнаружила за окном красный, как кровь закат. Елена сидела в кресле и тоже любовалась видами, открывающимися из окна.
— Если бы у тебя был сын, ты сделала бы все ради его счастья? – вдруг спросила она, и я вздрогнула. Она не поворачивала головы, но как-то поняла, что я не сплю.
— Все, и даже больше всего возможного, Елена, - ответила я и поняла, что мы говорим на русском.
— Я знаю, что ты его счастье, а он – твое. Теперь я знаю, что это не договорной брак, Вики, - она повернулась и посмотрела на меня так серьезно, что мне стало не по себе.
— Больше не договорной, - сухо ответила я. В голове было так светло и ясно, что если бы не першащее горло, можно было бы подумать, что этой болезни и не было.
— Тогда… расскажи мне все. Даже если думаешь, что мне это покажется сумасшествием, - Елена улыбнулась и, видимо, чтобы не заплакать, прикусила нижнюю губу
Глава 61
Несколько минут я просто молчала, обдумывая слова Елены. Адекватный человек вряд ли поймет то, что я могла рассказать, но мне почему-то так захотелось хоть с кем-то поделиться…
— Незадолго до нашего знакомства с Лео я чуть не утонула в холодной реке. Все бы ничего, живи и радуйся, что спаслась. Но я не помню ничего, что было со мной до этой самой реки. Зато я… помню сейчас другую жизнь. Там я прожила в России с самого рождения и до девяноста лет. Может вам покажется это совершенно сумасшедшим, но там я родилась намного позже вашей смерти и даже смерти Машеньки, дочери Веры Борисовны. Я умерла в двухтысячных, но знаю всю историю страны и до моего рождения. Вы хотите знать больше? – на чистом русском, используя сложные обороты речи, медленно и вдумчиво начала я. Говорить о том, что я потомок той маленькой девочки, дочери ее близкой подруги, я не стала. Это выглядело бы совсем неестественно. Одно дело, когда это не касается тебя, а совсем другое – когда…
Елена смотрела на меня, не мигая. Я понимала, что она ждала более естественного рассказа о какой-нибудь гувернантке, научившей меня русскому и поделившейся со мной россказнями о России.
— Да, Вики. Это и правда похоже на…
— Бред сумасшедшего? Тогда лучше вам не стоит этого знать. Потому что я знаю все, что нас ждет. И вы окажетесь в куда лучшем положении, чем ваши знакомые с родины.
— Рассказывай, - выпалила она, и я, выпив целый стакан воды, начала. В красках, с деталями, о которых мне было известно еще со школы и от моей бабушки, я описала будущее своей когда-то страны. Елена смотрела на меня неотрывно, только иногда нервно
Когда я закончила, без подробностей рассказав о своих последних годах жизни, мы обе молча смотрели в черный квадрат окна до тех пор, пока на улице не зажгли фонари.
— Придумать такое сложно, - наконец почти прошептала она.
— Я не знаю, что правда: то, что я помню оттуда, или моя жизнь сейчас. Так что и ответов у меня нет. Но я хорошо знаю жизнь, за исключением одного: любви и детей. Сейчас, когда у меня есть Лео, я хочу жить как никогда, Елена. Решайте сами, что делать с этой информацией и как относиться ко мне после моего рассказа. А сейчас проводите меня, пожалуйста, к мужу, - я откинула одеяло, спустила ноги и села.
— Так вот почему ты кричала о своих ногах…
— Да, там, в лагере, когда я вышла из палатки, услышав взрыв, вдруг поняла, что не чувствую ног. Кто-то занес меня обратно и положил на кровать. Но не закрыли дверь, как вы уже сказали.
— Это Оскар. Он приехал в лагерь следом за тобой, - помогая мне встать и надеть халат, ответила Елена.
— Оскар? Какого черта? Он не планировал поездку. Я была уверена, что он останется в поселке, - я застыла от этой новости. В тот момент я не запомнила ни голоса, ни лица, да и не видно было ни черта в этой кромешной темноте с проливным дождем.
— Не знаю. Он же часто ездил к Лео.
— Хорошо, это оставим на потом, - решила я, но молча продолжала вспоминать ту ночь. Как он занес меня, раздел, уложил. Я же давала понять, что не могу говорить, что мне плохо. А он ушел. Ладно, если бы это был чужой человек, Я ведь так и подумала. Подумала, что он торопится к месту взрыва. Но оставить меня в холодной палатке с открытой дверью… и не вернуться потом до самого обеда?! Даже когда уже Лео отвезли к врачу!
Дверь в комнату, где я должна была увидеть мужа, и правда находилась рядом. Я остановилась, выдохнула, выпрямила спину и улыбнулась. Елена посмотрела на меня и, явно оценив такой настрой, улыбнулась сама.
— Лео, посмотри, кого я к тебе привела, - с таким энтузиазмом объявила Елена, что мне показалось, она объявляет ребенку о приходе Деда Мороза.
— Лео, - я почти оттолкнула ее и прошла вперед, к кровати. Он лежал, совершенно не двигаясь. Все его лицо было перебинтовано. Я видела, что он моргает, что грудь его поднимается под одеялом. Но никак не могла ожидать, что он не проявит хоть какие-то эмоции.
– Лео, это я. Как ты себя чувствуешь?
Мне хотелось броситься к нему, прижать к себе, заплакать и твердить, что все будет хорошо, но этого делать было нельзя. Я присела на край кровати, а он лишь следил за мной одними глазами.
— Дела плохи, Вики. Я не доделал начатое, - тихо сказал он и отвернулся от меня. Отвернулся! Лео, который всегда заботился о том, чтобы мне было комфортно, который боялся сказать что-то, что могло обидеть или даже просто задеть.
— У кого плохи, Лео? У тебя? У меня? Или, может, у твоих родителей, чей сын выжил? – внутри меня поднялось такое, что я не смогла больше притворяться. Сейчас говорила не любящая девушка, а Люба из своей инвалидной коляски, которая не сдалась даже тогда, в тяжелое время, в свое одиночество. А не сдалась только потому, что бабушка с ней не нянчилась, не жалела, а вела себя как с полноценным взрослым человеком. Да, не ходящим, но трезвомыслящим, молодым и сильным.