Ненужное зачеркнуть
Шрифт:
Все в принципе соответствовало действительности, и я был абсолютно спокоен. «Жигуль» заехал в темный двор, огороженный бетонными стенами, пестрящими оскорбительными для милиции надписями. Сержант завел меня в тоскливое здание с запыленными стеклами и провел на второй этаж. Следователь, толстый молодой человек с рыхлым землистым лицом, заваривал чай. Он приветливо кивнул мне и указал на стул.
– Что? Второй раз на свет родились? Натерпелись страху? – спросил он, добавляя в заварник сушеные корки апельсина.
– Если бы это я выступал на сцене, то натерпелся бы, – ответил я, стараясь сразу определиться в том, кто есть кто.
– Как это понять? – жизнерадостно спросил следователь, тонкой струйкой наливая желтенькую водичку в стакан. – Вы же Вацура Кирилл Андреевич, я не ошибся?
Он сел за стол напротив меня, сдунул с него крошки и поставил посредине стакан.
– Не ошиблись, я – Кирилл Вацура. Но на сцене в «Балаклаве» выступал другой человек.
Тень недовольства и разочарования пробежала по нездоровому лицу следователя. Он взял стакан, с шумом отхлебнул и сморщился.
– Это не чай, потому не предлагаю, – сказал он. – Лечебные травки. У меня каждое лето страшнейшая аллергия – лицо опухает и дышать тяжело. Никак не пойму на что. Может, на приезжих?
Он усмехнулся и наконец поднял на меня усталые бесцветные глаза, похожие на бельма.
– Так кто выступал на сцене в «Балаклаве»?
– Не знаю. – Я пожал плечами. – Неизвестный мне человек.
– Неизвестный мне человек, – словно эхо повторил следователь, сделал еще глоток из стакана, несильно шлепнул по столу и встал. – Неизвестный мне человек…
Он открыл сейф, недолго искал в нем какую-то бумагу, положил ее передо мной.
– Вот список уголовных дел, которые переданы в суд следственными группами из отдела по борьбе с экономическими преступлениями, – пояснил он, шлепая мясистой ладонью по бумаге. – Двенадцать дел. И все обвиняемые говорили то же самое, что сейчас говорите вы: «Это не я торговал на пляже тухлой воблой, а кто-то другой, похитивший мой паспорт… Это не я организовал посредническую контору по сдаче жилья, а самозванец… Это не я, а мой заклятый враг зарегистрировал кафе на мое имя…»
– Но я действительно не выступал ни в Евпатории, ни в Севастополе.
– Понимаю, – кивнул следователь и снова отпил из стакана. На этот раз он проглатывал лечебное зелье мучительно долго, и я даже начал опасаться, как бы его не стошнило. – Понимаю… Никому не хочется платить налог с прибыли…
– Еще раз повторяю, – перебил я его. – Ни вчера, ни сегодня я не выступал перед публикой со сцены.
– А когда выступали?
Я решил, что следователь во всем осведомлен, и не стал лгать себе в ущерб. Как потом выяснилось, напрасно.
– Позавчера. В летнем театре дома отдыха «Изумруд». Но не за деньги. А просто так. Выручил приятеля.
– Вот видите, – вздохнул следователь. – Все-таки выступали… Неужели вас настолько душит жаба, что вы готовы лгать, изворачиваться, лишь бы не платить налог? Неужели те жалкие деньги, которые вы пытаетесь сэкономить, заменят вам покой и чистую совесть?
– Вы принуждаете меня клеветать на самого себя, – сказал я.
– Клеветать на самого себя… – повторил следователь, обошел меня и, упершись руками в стол, взглянул исподлобья. – Клеветать на самого себя… Своим упрямством, Кирилл, вы ставите препоны оперативно-следственной работе. Вы отказываетесь дать свидетельские показания, которые могут пролить свет на преступление. Вы невольно потакаете преступнику! В «Балаклаве» была предпринята попытка террористического акта. Это очень серьезно! Нам важна любая информация по этому делу.
– Я все понимаю, но в «Балаклаве» я не выступал.
Следователь побледнел. Его челюсть отвисла, словно его рот наполнился противным лечебным чаем.
– С каким удовольствием я размазал бы тебя по стенке, – процедил он с неожиданной ненавистью.
– Попробуй, – предложил я ему.
Он швырнул мне лист бумаги с мелким печатным текстом и ручку.
– Это подписка о невыезде! – объявил он. – Ты влип как минимум по двум статьям: уклонение от уплаты налогов и незаконное предпринимательство! Я постараюсь еще что-нибудь на тебя навесить!
Я подписался и встал. Моя информация о самозванце, которую я мысленно заготовил и тщательно отредактировал, оказалась невостребованной. Еще до встречи со мной следователь выстроил стройную схему расследования, в которой мое выступление в «Балаклаве» не подвергалось сомнению. Своим упрямством я ломал эту схему, чем очень злил следователя.
Но что поделаешь? С истиной тяжело работать. Она свободолюбива и никому не подчиняется.
Глава 7
Информация устарела
Я не стал расстраивать Ирину и не сказал ей о подписке. Но она заметила, что настроение у меня уже не то, хотя я изо всех сил старался скрыть это.
– Ты рассказал о том, что кто-то выступает под твоей фамилией? – спросила Ирина, внимательно глядя на меня.
– Да, конечно, – ответил я, выруливая с обочины на шоссе. – Следователь пообещал разобраться и доложить мне.
– Хорошо, если он сделает это быстро.
– Можешь не сомневаться…
Оставшуюся часть пути мы говорили о всякой отвлеченной чепухе, но наше общение оставалось напряженным, и неестественный смех Ирины, и ее тревожные взгляды, которые она кидала на меня, выдавали ее внутреннее беспокойство.
Я подвез ее к подъезду и не трогался с места до тех пор, пока в окне ее квартиры не вспыхнул свет.
Несколько часов до рассвета не содержали в себе ничего примечательного, разве что меня терзала бессонница и смутное чувство тревоги. В половине четвертого я проделал маршрут от кабинета, где безуспешно призывал царицу снов Мэб, до кухни. Заглянул в холодильник, открыл бутылку ледяного пива, сделал два глотка и поплелся обратно. В четверть шестого я повторил этот же маршрут, но на сей раз допил пиво до конца. Где-то около шести, когда под окнами зашуршали метлы дворников, я заснул.