Необитаемый остров
Шрифт:
– Та ладно, не грузись ты уже. Скажи, со свиристелкой ты как со своей?
– Вроде нормально пока, – пожала плечами Анна, – я с ней поговорила, очень осторожно. Пока общаемся мало, но она вроде доброжелательная, спокойная, за компьютером своим больше не сидит ночами…
– Вот. И я тут что подумала, кстати. Ты как влажность и жару переносишь? Чисто гипотетически?
– Да нормально, – отстраненно ответила Анна, пожав плечами.
– Отлично! Ты давай это, бери отпуск и полетели с нами.
– Куда полетели? – чуть не поперхнулась чаем Анна и подняла глаза, отставив маленькую кружку на стеклянный столик.
– Куда-куда? В Таиланд,
– А…
– Все давай, в понедельник на работу поедешь, договаривайся, бери отпуск. Не-не-не, никаких возражений. Как ты сказала – ты мне очень благодарна? Вот и давай, отрабатывай. Я как сказала, что ты с дочкой с нами полетишь, даже этот обормот, прости господи, желание изъявил поехать. На твою козу небось засматривается.
– Кто? – от недоумения шепотом спросила Анна.
– Евгений Валентинович, епть. Заходил тут намедни в гости, поговорили мы с ним хоть за год первый раз более-менее нормально.
Анна не сразу поняла, о ком речь, но вдруг в ее памяти всплыл голос в телефоне и обезображенное шрамом лицо юноши, виденное в полумраке квартиры.
– А вы с ним из-за чего не общались? – осторожно поинтересовалась Анна. Вспоминая общение с рассудительным парнем, она недоумевала, каким образом они с мачехой не нашли общий язык.
– Он у меня хоккеем занимался, придурок, – произнесла Елена, но, хотя она и назвала своего пасынка придурком, в голосе ее чувствовалась гордость: – И так занимался, что в Череповец уехал, в спортшколу. Заиграл – кубки, медали, на юниорский чемпионат мира ездил. А потом на мопеде разбился, черт.
Елена произнесла это «черт» жирно, звучно, сказав даже не «черт», а «чорт», и в голосе ее слышалась плохо скрываемая ненависть. Но Анна почувствовала, что это чувства не к приемному сыну, а скорее к обстоятельствам.
Повисло недолгое молчание. Анна не хотела говорить первой, а Елена, сощурившись, смотрела в пространство.
– Врачи собрали его, дурака. Видела у него шрам на роже? Вот, то-то. Но рожа херня – у него ноги переломаны были, полгода в больнице провалялся. Я тоже дура. Мне бы настоять, чтобы он сразу учиться пошел – хоккей-то все, тю! В школе здесь его надо было восстановить, а я разрешила ему весну и лето догулять. Думаю, пусть развеется, все равно год потерян. Дура-дурой, ай. У этого, кроме клюшки с шайбой, ума-то в голове и ни на грецкий орех не было! Он ведь что: бухать начал, во все тяжкие пустился. Девки, клубы – куда только за ними не ездил, когда все местные дискотеки перетоптал. Я ему денег давать перестала, а он всех тут послал по мне, по матушке то бишь, и из дома ушел. Поэтому-то тебе его телефон и дала – пару месяцев дома не жил, всю шваль местную знает. Хорошо Кабан с ним общий язык нашел – как с мужиком, – в голосе Елены вновь появилась гордость.
– Он же типа из семьи ушел, а Кабан с ним как поговорил, он у него сейчас на стройке подрабатывает, вроде за ум взялся понемногу, учиться дальше собирается. Ну, Кабан-то ему еще денег подкидывает, чтобы я типа не знала, ага.
– Так вы помирились? – осторожно поинтересовалась Анна.
– Да нет пока, я ж те говорю! – даже стукнула ладонью по спинке дивана Елена. – Вот и давай, полетели. Ты со своей козой будешь отношения заново выстраивать, а я с этим дураком, прости господи, хоть пообщаюсь, может общий язык найду. Мы к тому же на вилле будем, народу там немного вокруг – чтоб наши девки приключений лишних на свои юные жопы не нашли. Ну а мы с тобой и выберемся куда, а? С такой дивчиной, как ты, может, и мне нормальный мужичок в кавалеры перепадет, – заговорщицки ухмыльнулась Елена.
– Так а… Валентин не поедет? – понизив голос, спросила Анна.
– Кабан-то? Да ты что, у него лето – самая стройка. Может, прилетит на пару дней, но не факт, как говорят воспитанные люди. К тому же он себе новую королевишну нашел, ухаживает, подарки дарит, как мы улетим, так и охмурит, думаю.
– Елена, а вы не боитесь? – еще сильнее понизила голос удивленная сказанным Анна. – Ну, что он… ну…
– Я? Боюсь? – Елена вдруг громко и раскатисто захохотала, да так, что у нее даже слезы выступили. – Ой брось ты, чего бояться-то? – смахнула она их аккуратно толстым пальцем. – Пускай погуляет, дырки чужие поисследует – может, и найдет поперечную! Что он с очередной кралей между делом в обществе появится, это ж и хорошо – всем видно, мужик! А что он меня бросит, так это фантастика. Во-первых, у нас бизнес пополамный, а во-вторых – он же меня любит, дуреха, ну куда он без меня?!
Елена выпрямилась и подбоченилась. Анна невольно залюбовалась – ее собеседница сейчас была невероятно похожа на купчиху за чаем с картины Кустодиева.
– Я ж эту его новую прошмандовку уже обсмотрела со всех сторон, – снова развалилась на низком кресле Елена. – Куда ей! Ни жопы, ни рожи, а мозгов тем более. Не, Кабан если может уйти, то только к умной, вот как ты. Но к тебе он не уйдет – готовить наверняка не умеешь, да и у тебя ж мослы одни, подержаться не за что…
Анна с трудом удержала на лице бесстрастное выражение. Толстушкой она не была, но природа наградила ее широкими бедрами, да и грудь была гордого второго с половиной размера – «подержаться», как выразилась Елена, было за что. И приходилось постоянно трудиться в спортзале, чтобы согнать валики с бедер и намечающееся пузико, появлявшееся, стоило только позволить себе послабление в тренировках и еде.
– Ну а если я узнаю, что кто-то его увести может, – голос Елены неожиданно потерял свою извечную смешливость и практически неистребимый плавный оттенок говора. – Если узнаю, я этой курице просто шею сверну. Вот так, – Елена подняла руки со сжатыми кулаками, поднимая воображаемую птицу, резким движением сворачивая ей шею.
У Анны холодок по спине прошел. Она поняла, что Елена никоим образом сейчас не шутит. И действительно свернет шею.
– Анна, зая моя, ну что ты так смотришь? Вроде взрослая уже баба, а таких простых вещей не понимаешь. Неужели до сих пор в мужиках разбираться не научилась – скока у тебя их было-то?
Совершенно неожиданно на Анну накатило забытой новизной невероятное чувство: она сейчас обсуждала невероятно личные проблемы. Покопавшись в себе, Анна поняла причину удивления. Последний раз разговоры с подругами на этот счет у нее происходили еще в школе, когда она была ненамного старше своей дочери сейчас. А после ранней беременности большинство ее забыли или понемногу просто свели общение на нет. И тогда это было так болезненно, что она больше никого к себе близко не подпускала.
– Короче, ладно, – после паузы переменила тон Елена, – давай звони лососю своему, предупреждай. Если не отпустит хотя бы на две недели, мне скажешь, я с ним поговорю.