Необъяснимая история
Шрифт:
И все равно друзья Овидия не сдавались.
Квест вернулся в Рим, вооруженный письмом Поппея, содержание которого по сей день остается загадкой, поскольку печать должна была остаться неприкосновенной, и они с Цециной вновь обратились к императору. Здесь они, конечно, потерпели поражение, «как легионы в Тевтобургском лесу» (Св. V, Фр. 2).
Скорее всего известие о новой комедии поэта и, возможно даже, список текста привез в Рим доносчик Ливии Марк Весаний. Своим произведением Овидий почти наверняка свел на нет все шансы когда-либо получить прощение Тиберия.
Мы не знаем, сколько он прожил при дворе Кунобелина (если он вообще туда прибыл) и где и как он умер. Неизвестно нам и то, написал ли он там что-нибудь и какую форму приняло его последнее произведение. Это могла быть поэма или, возможно, трагедия наподобие «Медеи», которая пользовалась большим
Теперь давайте обратимся ко второму вопросу, который поднимает рукопись Квеста: как ее автор попал в Америку?
Судя по всему, он отплыл на судне, известном как монера (Св. VII, Фр. 1), полновесельной галере греческого образца, но также оснащенной на римский манер парусами, хотя паруса были расположены так, что позволяли кораблю «маневрировать против ветра». В источниках такая оснастка нигде не упоминается, а это приводит нас к гипотезе, что она могла быть изобретена Квестом. Более того, в Св. VII, Фр. 2 читаем, что путешественники «смогли поднять на борт полный запас дерева». Зачем кораблю с веслами и парусами понадобился запас дерева? Для починки? Квест нигде не упоминает про постигшее судно во время плавания бедствие, которое потребовало бы серьезного ремонта. Однако создается впечатление, что корабль с командой профессиональных греческих гребцов и новой системой парусов мог двигаться даже в мертвый штиль. Это мы можем заключить по сцене, описанной в следующем фрагменте (Св. VII, Фр. 3): царь Телалок, его военачальники и жрецы безветренным днем собрались на берегу моря, чтобы наблюдать «столп дыма, который поднимался прямо в небо» и ожидая, что «из моря поднимется огнедышащая гора, вулкан». В последнем фрагменте рукописи Квеста царь Телалок говорит: «Но это так далеко. Наши корабли не могут доплыть (туда)».
Единственно логичным выводом будет то, что Квест отплыл в Америку на судне, движимом паром.
Согласен, звучит неправдоподобно. Пароход? В первом веке нашей эры?
Некоторые специалисты по истории техники предполагают, что в период расцвета империи Рим стоял на пороге открытия парового двигателя, который приводил бы в движение его боевые и прочие механизмы. Не будь упадка империи и завоевания ее варварами, какие-нибудь римские братья Райт вполне могли бы оторваться от земли на летательном аппарате уже в конце первого тысячелетия, а не десять веков спустя. Конечно, после Ромула Августула, последнего императора, смещенного в 476 году, ситуация в Риме, захваченном германскими легионами собственной некогда победоносной армии, изменилась от плохого к худшему. В последовавшие затем века христианства монастыри сохранили лишь крохи античной цивилизации (и то в основном из области гуманитарных наук). Что до римской технологии, единственными уцелевшими практическими устройствами оказались военные, как, например, онагр.
Есть ли в тексте Квеста указания на то, как он мог наткнуться на идею чего-то подобного паровому двигателю? Есть. В Св. I, Фр. 11 в ответ на вопрос императора о том, чем он собирается заняться, молодой Квест не без заминки отвечает: «Мне бы хотелось… изобретать… для армии…», но его прерывает восклицание отца: «Игрушки! …он придумывает игрушки!» Затем раб Сентрис приносит что-то, что «остановилось», когда еще что-то «вывалилось». К сожалению, значительная часть рукописи повреждена настолько, что совершенно не поддается прочтению, но что бы там ни принес Сентрис, оно, по всей видимости, начало двигаться, потом остановилось, так как нечто вывалилось — очевидно, какая-то деталь.
Теперь давайте вернемся к Св. I, Фр. 5, где поклонник Прокулеи Цецина привозит маленькому Квесту игрушку: три ветряные мельницы, сделанные из трубочек, которые «действительно вращались». В истории техники мы находим упоминание устройства, называемого «эолипил Герона». Эта игрушка представляла собой закупоренный металлический сосуд с двумя или четырьмя вертикальными изогнутыми на концах трубочками. Если наполнить устройство водой и подвесить над огнем, вода закипает, пар поднимается по изогнутым трубочкам-форсункам, заставляя сосуд вращаться. Короче говоря, перед нами — ранний предшественник парового двигателя, или, точнее, паровой турбины. Тогда никто не воспринимал его всерьез — просто игрушка, как верно назвал ее отец Квеста Гай.
Изобретение этою устройства источники приписывают Герону Александрийскому, зенит славы которого приходится приблизительно на 65 г. н. э. и который придумал и другие механизмы. Если предположить, что рукопись Квеста —
Но как же быть с деталью, которая «вывалилась», отчего «игрушка» остановилась?
Чтобы энергия эолипила двигала какой-либо механизм (а похоже, именно это Квест демонстрировал императору), должен присутствовать какой-то механический компонент трансмиссии, который вращал бы колеса.
Помимо прочих похвальных качеств (например, таланта хорошо писать на латыни во времена Августа), Квест обладал немалой наблюдательностью. Нам известно, что он подметил бессознательные жесты Цецины: всякий раз, когда этот робкий ухажер Прокулеи был растерян или ему бывало не по себе, он «раскачивал вверх-вниз сцепленными пальцами, снова и снова вверх и [1–2 стр. ] переплетя пальцы», и Квест замечает: «Позже мне часто (вспоминалось), когда я [1 стр. ] это делать, чтобы» (Св. I, Фр. 9).
По всей видимости, Квест обладал недюжей технической смекалкой, и движение переплетенных пальцев Цецины могло натолкнуть его на мысль о работе устройства, задействующего шестерни и привод; нам известно, что такое приспособление использовалось уже в начале IV в. н. э. на мельницах — для преобразования энергии воды во вращательное движение жерновов.
В игрушке такое устройство могло заставлять двигаться миниатюрные колесики какого-нибудь крохотного транспортного средства. Тем не менее сколько бы Квест потом его ни совершенствовал, напрашивается вопрос, было ли этого достаточно для движения парохода. Однако Квест был на редкость предприимчивым молодым человеком. Достаточно только вернуться к Св. II, Фр. 1 (и также к Св. III, Фр. 12), чтобы еще раз взглянуть на описание битвы с далматским полководцем Батоном. Квест пишет: «С восхищением я наблюдал, как велиты скользят между манипулами первого, второго и третьего рядов, утекают, как вода, бегущая по многоканальному акведуку». Пока он наблюдал за движением легионов, Квеста «пронзило острое ощущение значимости того, что я видел, скрытого смысла, доступного именно мне. Я дрожал не от страха, но от своего рода душевного подъема», и вместо битвы перед ним «предстало решение, которое позволило бы перенести вращательный момент на» — и хотя рукопись тут снова не поддается прочтению, фрагмент завершается так: «снова все компоненты легиона заработали, как [2–3 сл. ] снова мне пришло на ум то же слово, так хорошо выражавшее…», но само это слово для нас утрачено. Однако из контекста можно вывести, что это слово — «машина»: римская военная машина, с помощью которой Рим часто побеждал армии врага, которые превосходили его числом, но сражались на «варварский» (т. е. беспорядочный и некоординированный) манер. Читая наблюдения Квеста о работе этой «машины» в Св. II, Фр. 1, мы ясно видим, как регулярные людские потоки, движущиеся взад и вперед через точно обозначенные зазоры между манипулами, могли натолкнуть его живое воображение на мысль, которая семнадцать столетий спустя придет в голову Джеймсу Ватту.
Фантастично? Возможно. Но любому изобретателю необходима фантазия. Другие фрагменты рукописи определенно подтверждают, что у Квеста была требуемая творческая жилка. В Св. III, Фр. 1, например, Агрикола, сам умелый и опытный кузнец, говорит: «Я не совсем понимаю… работает, — сказал Агрикола, — но Квест гениальный…» А чуть ниже, в Св. III, Фр. 12, излагается существенно важная для изобретения Ватта концепция: «…и отверстие тут. Трудность в том, что, когда заслонка соскальзывает под него вот здесь, она тянет…» И снова мы натыкаемся на прискорбные лакуны в тексте, однако слово «заслонка» (клапан?) возникает несколькими строками ниже, когда кузнец Агрикола одобрительно замечает: «Как бы то ни было, Квест, мысль гениальная. Но заслонку придется выковывать, как меч, закалять…»
Творческий подход, который, без сомнения, применил Квест, заставляет нас принять гипотезу, что молодой римлянин действительно мог придумать паровой двигатель. Но могли он использовать его, чтобы в безветрие или штиль довести свой корабль до самых берегов Америки? С его собственных слов мы знаем, что задолго до Колумба, но в полном соответствии с учением самых эрудированных греческих философов, Квест верил, что планета круглая. Задумайтесь, например, над его разговором с Корнелием Фидом в Св. VI, Фр. 3 и вспомните изумление глядящего на полную луну царя Телалока (Св. VII, Фр. 5), который спрашивает: «Так ты говоришь, Земля тоже такая?»