Необъявленная война

Фахрутдинов Ханиф

Об этом вопиющем случае, произошедшем в детдоме, стало известно и в правоохранительных органах, также и общественных организациях. Для расследования этого ЧП приходили представители соцзащиты и следователь прокуратуры.

Чтобы замять это дело, Лену вызвали в кабинет, перед ней положили пачку денег, чтобы она согласилась на аборт, но она от этого предложения отказалась наотрез. Как только её ни уговаривали, пугали тюрьмой и физической расправой, всё было бесполезно. Они никак не могли понять, откуда у такой пигалицы такое упорство, такая сила воли, чтобы противостоять таким угрозам и нажиму со всех сторон.

Ты до конца своей жизни будешь любить только меня одну!

– Ну что, ловелас,

допрыгался до неба в клеточку? Ты хоть представляешь, что тебе за это светит? Самое малое пять лет, а может и все десять, – накинулась Бандерша на своего любовника Арвида. – Ты что, скотина, забыл, ведь только недавно оттуда вернулся? Я, чтобы тебя из зоны вытащить и сделать новые документы и диплом, столько сил и денег потратила. Ты за это до конца жизни со мной не рассчитаешься. Спрашивается, зачем мне нужно было брать тебя на работу своим замом?

– Ну прости меня, моя красотка, неблагодарную тварь, – с жалобным тоном вымолвил Арвид, – с кем не бывает. Они сами этого захотели, мне проходу не давали, просили, умоляли. И вот, чтобы не обижать их своим отказом, я всех их осчастливил. Теперь мою любовь они до конца жизни не забудут.

– Спрашивается, чего мне, тупорылой, в жизни не хватало? Своего доброго, порядочного мужа, успешного бизнесмена променяла на бездомного кобеля. Скажу честно, мне не хватало настоящего: вариативного, эмоционального и разнообразного секса, которого можешь предоставить только ты. Нет, нет, не думай, у мужа с эрекцией всё было нормально. Но каждый раз во время сексуальных утех я думала только о тебе. У меня было столько любовников, не сосчитать, но ни один из них в искусстве любви тебе и в подмётки не годится. Я только с тобой испытываю настоящий оргазм. Я помимо своей воли стала твоей вечной рабыней. Но в этом вопросе я хочу внести небольшую корректировку. Сейчас ты узнаешь, в чём она заключается. Тебя срочно нужно зааркаканить, как необъезженного жеребца, иначе ты добром не кончишь, опять загремишь под фанфары. Ты до конца своей жизни будешь моим рабом и всю жизнь будешь любить только меня одну! Без твоей любви я зачахну.

– Не томи, не режь по живому, моя птичка, подскажи, как мне быть, что для этого нужно делать? Я согласен на всё, что ты скажешь!

– Так и быть, скажу. Как только ты подпишешь вот эту бумагу, я тебе объясню, как разрулить эту ситуацию.

Харакис, мельком взглянув на кабальный документ, воскликнул: – Ты что, любимая, очумела, решила из меня сделать вечного раба? Ведь я за всю свою жизнь с тобой не смогу расплатиться! Не дай бог остаток жизни провести в клетке.

– Объясняю, пока ты со мной, ты будешь моим любовником, за это платить ничего не надо будет, даже наоборот, я буду тебя содержать, будешь кататься как сыр в масле. Ты прекрасно знаешь, я дама очень даже состоятельная, будешь жить со мной. У тебя будет всё, что душа желает, а вот если от меня уйдёшь, то сам знаешь, что с тобой случится, тогда уже прости, с долгами расплатишься сполна, с процентами, вполне возможно, свой остаток жизни проведёшь, как зверь в клетке. Ты не забывай, я ради тебя совершила преступление, в этом ты тоже участвовал. Я избавилась от законного мужа, стала вдовой для того, чтобы мы до конца жизни были вместе. Я не забыла, как ты себя со мной вёл вначале, бесцеремонно, но вот пришло время поставить все точки над «i».

– Милая, может, как-то по-другому решим эту проблему? Ведь это для меня непомерная цена, это же смерти подобно!

– Если тебя не устраивают мои условия, то ты получишь десять лет тюрьмы за изнасилование несовершеннолетней, тебя там сделают женщиной, и твоё место будет возле параши. Если подпишешь, то, не зная нужды, будешь жить как у бога за пазухой, так что выбирай одно из двух.

– Ладно, так и быть, согласен, ты перекрыла мне кислород, чёрт с ней – с личной свободой. Чем за колючей проволокой десять лет питаться тюремной баландой, думаю, лучше быть рабом-любовником.

– Молодец,

ты принял верное решение. Сейчас слушай меня внимательно, все вопросы с правоохранительными органами разрулю я сама. Твоя задача: пока не поздно, пока девочка в стрессовом состоянии, осторожно выясни у неё насчёт аборта. Если согласится, это для нас было бы прекрасно, но если нет, ты не настаивай. Да и хрен с ним – с этим абортом, мы пойдём другим путём. Так вот, пойдёшь к этой уродине… на что только не пойдёшь, чтобы вытащить любимого из дерьма. Умоляешь простить тебя, женишься на ней, то есть заключаешь фиктивный брак, а через несколько месяцев, как только утихнет этот сыр-бор, мы с тобой укатываем за границу. Там есть особняк, который оставил мне мой покойный муж, а денег у меня куры не клюют. Тем более после этого ЧП и финансовых махинаций в детдоме, пока УБЭП не взялось за это дело, мне тоже здесь оставаться опасно. Надеюсь, ты всё понял?

– Да, дорогая моя синичка, я понял, постараюсь сделать точно так, как ты сказала.

Посеешь любовь, пожнёшь дитя

После того, что с ней произошло, Лена никак не могла прийти в себя. Это для неокрепшей психики одинокой на всём белом свете девочки было равносильно удару молнии в миллионы киловольт, который заживо сжигает всё на своём пути. Рядом с ней не было ни одной живой души, кто бы словом её поддержал, дал совет. Даже некоторые работники детдома, медсёстры, которые раньше к ней относились доброжелательно и жалели её, близко не подходили, боялись даже словом обмолвиться. Они как огня шугались гнева Бандерши, так как на сто процентов были уверены, что если кто-то с ней будет общаться, то директор, благодаря стараниям шестёрок, буквально через несколько минут об этом узнает. И тогда гнев госпожи неминуем: можешь потерять должность или попасть в карцер.

Директору в голову пришла умная мысль: чтобы никто не смог дать пострадавшей совет, она решила её изолировать от общества. Временно поселила её в отдельной комнате, закрепила за ней охрану, даже обслугу, которая из столовой приносила вкусную пищу из рациона самого директора.

– Тук-тук, кто в тереме живёт?

– Войдите, дверь открыта, – сказала Лена, гадая, кто этот добрый человек, который пришёл к ней на помощь.

В дверях с большим букетом красивых цветов, коробкой шоколадных конфет и бутылкой армянского коньяка стоял красавчик, брутальный мачо Арвид Харакис. Он был чисто выбрит, одет с иголочки, от него пахло дорогим одеколоном.

– Ну войдите, Арвид Генрихович, чего стоите? – прошептала еле слышно девочка. У неё от волнения закружилась голова, задрожали руки, подкосились ноги, душа ушла в пятки. Чтобы не упасть, она прислонилась к стенке.

– Нет, ещё раз нет, не имею я морального права сюда войти. Как я мог, как я мог, урод несчастный, так подло, как последний негодяй, поступить с тобой? Такую святую, непорочную красавицу мог испортить только последняя сволочь.

Арвид, упав на колени, обнял её ноги и продолжал заранее отрепетированный спектакль. Увидев такую душераздирающую сцену, даже сам Станиславский от жалости заплакал бы. Таким светским манерам, всяким любовным монологам он научился на зоне, где участвовал в художественной самодеятельности.

– Мамзель, ты даже не представляешь, как я мучаюсь. Кто-нибудь, ради бога, прошу, избавьте меня, подлеца, от этих невыносимых мучений. После всего случившегося от угрызений совести я ночами не сплю, кусок хлеба в рот не лезет. Если и дальше так будет продолжаться, я сойду с ума или покончу со своей жизнью. Леночка, красавица, умница моя, я заслужил смерти. Из твоих рук готов выпить даже яд. На, воткни в моё коварное сердце вот этот кинжал! Только так я смогу искупить свой неподъёмный грех перед тобой и Всевышним. Если ты меня не прикончишь, то это сделаю я сам. – Он демонстративно, как в индийских фильмах, приставил кинжал к сердцу.