Необъявленная война
Шрифт:
Сафин прекрасно понимал, что за разбазаривание военного имущества ему придётся ответить по всей строгости советских законов.
Показательный детдом
В этом заведении, которое располагалось на окраине города, на первый взгляд всё было идеально. Большая территория была огорожена высоким забором, а на проходной круглосуточно дежурил секьюрити. Здесь был железный порядок. Сюда вход посторонним был строго запрещён, а выход воспитанникам – только по разрешению самой Бандерши, как за глаза называли
Здесь так же, как и на зоне, ходили строем и пели патриотические песни. Для непослушных и нарушителей дисциплины успешно функционировал карцер, который представлял из себя неотапливаемое помещение без окон, где «воспитатели» из непослушных «маленьких преступников» ремнём выбивали всю дурь, после чего они становились шёлковыми. По правилам, которые установили уже сами детдомовцы, для неподдающихся воспитанию детей была своя иерархическая лестница, среди которых были даже «неприкасаемые». Их место было возле параши – возле дверей или в тёмном углу комнаты. С такими запрещалось не только дружить, но даже общаться. Учреждение, чем-то напоминавшее колонию для несовершеннолетних, было известным на всю область показательным детским домом для трудновоспитываемых детей.
Воспитанники детдома славились своими спортивными, трудовыми успехами, и в учёбе они были на передовых ролях.
Сюда привозили целые делегации, чтобы перенимать такой «передовой» опыт. Посетители, увидев на территории детдома идеальную обстановку, поражались чистоте, порядку и дисциплине. Воспитанники детдома ходили по струночке. Членов делегации интересовал только результат, а вот каким образом всё это достигалось, то, что у этих детей не было детства и нормального человеческого отношения со стороны воспитателей, их мало интересовало.
Территория была разделена на две части. На одной были расположены два двухэтажных здания и несколько подсобных помещений, а на другой – подсобное хозяйство с теплицей, где выращивали огурцы, помидоры, лук, чеснок и зелень, и картофельное поле. Была хорошо оборудованная спортплощадка, где ежедневно по распорядку дня все, без исключения, усиленно занимались спортом.
Рядом с детским домом располагался городской парк отдыха, где счастливые молодые мамаши на красивых колясках катали свои сокровища – маленьких малышей.
По установленным жёстким правилам детского приюта, детям выходить за пределы территории строго запрещалось. Правда, как исключение за хорошую работу и примерное поведение можно было получить увольнительное – двухчасовое посещение парка, но только с жёстким условием: за пределы парка – ни ногой.
Чтобы получить это увольнительное, нужно было совершить небольшой подвиг. Все дети хотя бы изредка своим трудом старались получить разрешение сходить в парк и посмотреть, как нормальные люди живут на воле.
Одиннадцатилетней Лене Сакирко приходилось лезть из кожи вон, чтобы получить это заветное разрешение и изредка посетить парк. Вот сегодня ей посчастливилось: наконец она сидит в парке и любуется, как мальчишки играют в мячик, девчонки прыгают со скакалкой, а взрослые культурно отдыхают, сидят на скамейке и читают газеты, книги. Глядя на этих счастливых детей, она так им завидовала, мечтала, что когда-нибудь и у неё появится такая возможность.
Большинство детдомовских детей были сиротами при живых родителях. У многих из них родители были алкоголиками, а у некоторых были и бабушки, дедушки, дяди, тёти, братья, сёстры. Но они никому не были нужны.
Правда, к некоторым детдомовцам иногда, в перерыве от пьянок, изредка приходили горе-мамаши, они обильно лили крокодиловы слёзы и опять пропадали на несколько месяцев, даже годы. Этих горе-родителей, какими бы пропащими людьми они не были, дети по-своему любили и с нетерпением ждали их прихода. Хоть детей дома и били, не кормили, всячески обижали, тем не менее они стремились домой к своим непутёвым родителям.
Есть такое понятие – родительская любовь. Любому малышу она нужна как глоток воздуха, как кусок хлеба.
Дети подразделялись на несколько категорий: отказники, от которых мамаши отказались ещё в роддоме; неблагополучные – дети из неблагополучных семей-алкоголиков, среди них были дети и из нормальных семей, родители которых свои обязанности переложили на плечи государства; дети-подкидыши, которых мамаши оставляли умирать в лесу и в поле, некоторых выбрасывали в помойную яму. У отказников была хоть какая-то надежда узнать о своих предках, а вот у подкидышей вероятность найти родителей или хоть кого-то из родни равнялась почти нулю. Правда, случались чудеса, через много лет состарившиеся предки их находили, но такая запоздалая встреча сиротам радости, тем более счастья не приносила.
Среди детдомовцев, пожалуй, не найдётся ни одного ребёнка, который не хотел хотя бы издали посмотреть на маму, которая подарила ему жизнь.
Лена с огромным вниманием и завистью наблюдала за игрой детишек. «Интересно, – думала она, – хоть одним глазком посмотреть бы, как дети с родителями в домашней обстановке живут». Она от взрослых слышала, да и в кино видела, у многих «домашних» детей имеется своя отдельная комната, свои игрушки, телевизор, магнитофон. Это ведь, наверное, какое счастье жить в своей семье, быть свободной, никто тобой не командует, хочешь – готовь уроки, хочешь – играй на улице, хочешь – смотри телевизор.
И самое главное, они постоянно испытывают родительскую любовь. А это чувство сродно солнцу и воздуху не только для детей, но и для всех людей, без которых жизнь на земле невозможна.
А у них в детдоме всё по-другому. Здесь всё как у солдат в армии, всё по распорядку, ни минуты свободного времени, весь день приходится пахать как ишак, мало того, ещё заставляют по плацу маршировать, петь патриотические песни, до упаду заниматься бегом и разными физическими упражнениями, чтобы на соревнованиях и конкурсах завоевать первое место. К тому же ещё нужно готовить уроки. За полученные двойки, даже и тройки, воспитатели наказывают строго – сажают в карцер.