Необычайное путешествие
Шрифт:
Я долго искала его, моего бедняжку. Заявляла в полицию. Но так и не могла найти и до сих пор не знаю, жив ли он. Младший умер через два дня в больнице для бедных.
Я боялась одиночества и скоро вышла замуж за Джоржа Шарпа, рабочего машинного отделения нашей фабрики. Я перешла к нему в комнату. Мы жили с ним душа и душу, утешая и поддерживая друг друга во всех трудных случаях жизни. И хоть рабочим лучше не иметь детей, как проповедовал даже один священник, мы были очень рады, когда родился наш Георг.
Когда ему исполнилось четыре года, случилось большое несчастье. По фабричным правилам, рабочий машинного отделения должен чистить машину во время перерывов на завтрак или обед, чтобы не пропадал ни один час рабочего времени. И вот большинство рабочих, обслуживающих машины, чтобы не терять минуты отдыха, чистили машины на ходу с риском для своей жизни. Особенно было страшно чистить машину там, где приводные ремни. Стоило только чуть отвлечься, и рабочий, подхваченный ремнем, с быстротой молнии уносился машиной и с такой силой ударялся о пол или потолок, что в нем ни одна косточка не оставалась целой.
На моих глазах погибла девушка, которую приводной ремень подхватил и перебросил пятьдесят раз. Если бы фабрикант засчитывал время, которое нужно для чистки машины, в рабочие часы, никому бы и в голову не пришло чистить машины на ходу, как это сделал и мой бедный Джо. Он остался жив, но только потому, что попросил товарища последить за ним и, если что, остановить машину. Но два месяца он пролежал в больнице, а когда вышел из нее, его место, конечно, было занято. Рука у него так и не зажила, как следует, и мы стали жить только на мой заработок.
Чтобы хоть чем-нибудь помочь мне, он выполнял всю домашнюю работу. Я видела, что он делает все, что в его силах, и мы, несмотря на нужду, жили очень дружно. Но после моей болезни я тоже лишилась работы, и мы были вынуждены отвести на фабрику моего мальчика. Жить вчетвером на его заработок было невозможно, и мой бедный Джо, чтобы, как он оказал, избавить нас от лишнего рта, попросился в работный дом.
С тех пор мы видимся с ним только по воскресеньям ,и то не в каждое. И эти дни для нас обоих являются праздником. Работный дом хуже тюрьмы! Да вы сами сегодня увидите, какие там порядки…
— А разве не было другого выхода? — спросил Вася. — Вы ниоткуда не могли получить какой-нибудь пенсии или пособия?
— По новому закону о бедных — нет. Еще тридцать лет тому назад был другой закон. Бедные еженедельно получали пособие в своем приходе. Но потом власти решили, что это слишком разорительно для страны и развивает лень среди бедняков. По новому закону допускается только один вид помощи — прием в работные дома. Ну вот, мы почти и дошли до того места, где живет наш бедный Джо.
Они подходили к небольшому мосту, построенному для пешеходов через узкую, вонючую речку, черную от грязи и отбросов. На ее низменном берегу был ряд зеленовато-черных, покрытых плесенью луж.
Выше моста расположились кожевенные заводы, еще выше красильни, отбросы которых сливались в эту же речку. Дальше шел ряд домов, черных от дыма, с разбитыми стеклами окон. Фоном этому пейзажу служило кладбище для бедных, а в стороне возвышался работный дом, огороженный высокими зубчатыми стенами и действительно напоминавший тюрьму.
Они перешли мост и уже перебирались через кучи мусора и нечистот к домам, когда Вася услышал душераздирающий хохот вперемежку с воплями и стонами, исходившими из дома, огороженного колючей проволокой.
— Что здесь такое? — спросил он, приостановившись.
— Здесь дом для умалишенных бедняков, — ответила Мэри Шарп. — Если вам неприятно, можно обойти его и пройти другим переулком.
— Я не боюсь, — запротестовал Вася. — Я просто не понял, что здесь такое. — И он демонстративно пошел вперед.
Здание дома для умалишенных, или, как его называли короче, «сумасшедший дом», когда-то было выкрашено в желтую краску, ставшую просто грязной. Зарешеченные окна без стекол давали возможность прохожим слышать все, что происходило в стенах этого печального заведения.
Когда они уже миновали «сумасшедший дом», Васе показалось, что их хозяйку кто-то окликнул по имени, и он остановился.
— Мэри! Мэри Шарп! — услышал он вторично.
Миссис Шарп тоже услышала голос, зовущий ее. Она подошла к проволоке, стараясь определить, кому принадлежит бледное лицо, показавшееся в решетке окна.
— Боже мой! Это вы, Анни! — воскликнула она. — Когда я была последний раз у моего бедного Джо, вы ведь были совершенно здоровы!
Обливаясь слезами, стоявшая за решеткой женщина рассказала, что надзирательница работного дома отправила ее сюда в наказание за то, что она отказалась идти в церковь.
— А как я могла идти, вы подумайте, милая Мэри? Ведь моя девочка заболела. Бедняжка всю ночь металась в бреду и заснула у меня на руках только к утру. Когда я попробовала положить ее, девочка опять проснулась и заплакала. Ну, как я могла идти молиться, зная, что в это время моя дочка плачет и зовет меня!
— Здесь мне ничуть не хуже, чем в работном доме, но я страшно беспокоюсь за девочку. Я ее не видела уже две недели! Умоляю вас, Мэри! Узнайте как-нибудь, что с ней. А когда пойдете обратно, скажите мне. Вы ведь это сделаете для меня, моя дорогая?
— Конечно, Анни. Можете не беспокоиться, — горячо ответила миссис Шарп. — Я взяла бы к себе вашу крошку на время, пока вас не выпустят отсюда, но ведь вы сами знаете, как мы живем. А как там мой старик?
Прежде чем ответить, Анни несколько замялась.