Необыкновенное счастье
Шрифт:
Сообщение от нашей старшей сестры Джиллиан. Она доктор и обычно слишком занята, чтобы смотреть телевизор, но на мою удачу, очевидно, она нашла время сегодня.
Какого хрена это было?
Но прежде чем я смогла ответить, пришло еще одно сообщение — от моей матери.
Я думала ты говорила, прошлая неделя была худшей. То, что случилось с механическим быком.
Мое сердце застучало сильнее. Я открыла сообщение от мамы и написала ответ:
Я так думала! Я говорила
Но я знала, что она не поймет. Не важно, как часто или хорошо я объясняла работу монтажа, она все равно не понимала. Мой телефон завибрировал в руке.
— Ох, Иисус. Она звонит мне, — пожаловалась я.
— Кто?
— Мама. Она смотрела шоу, хотя я сказала ей не делать этого. Мне нужно ответить?
Моя сестра пожала плечами.
— Нет. Но ты живешь на ее собственности. Она возможно видит в окно.
Я пригнулась, затем снова опустилась на диван. Обычно я не игнорировала свою маму, но прямо сейчас я была не готова защищать себя или снова читать ей лекции о том, как или почему делается монтаж ради рейтинга. Я нажала игнорировать и бросила телефон на стол. — мы можем уже, пожалуйста, перестать это смотреть? — подняв пульт, я выключила телевизор, не дожидаясь ее ответа.
— Все не так плохо, Скай. — Натали встала с дивана и отправилась на кухню, чтобы наполнить свой бокал.
— Да, все плохо, и ты знаешь это. Я только что оскорбила всех, кого мы знаем здесь.
— Может. никто не видел, — сказала она, едва оптимистично.
— Я правда надеюсь, что это так. — Я прижала ноги к своему телу, уперев подбородок в колени. Посмотрев в большое панорамное окно, я увидела, что темнота опускается на фруктовый сад, в котором я выросла. Воспоминания наполнили мой разум... как я бегала через ряды ароматно цветущих вишневых деревьев весной, собирала фрукты летом, пробиралась через коричневые хрустящие листья осенью, бросала снежинки в сестер зимой. Может, я не ценила это достаточно, когда была моложе, но я все здесь любила. При всем его лоске, я никогда не чувствовала себя в Нью-Йорке как дома. Мне даже больше нравилась Монтана, чем Манхэттен.
Натали вернулась на диван и прислонилась к противоположному концу, вытягивая свои ноги в мою сторону.
— Ладно, найдем хорошее в плохом. Ты получила именно то, чего добивалась — привлекла внимание к себе. Ты всегда была хороша в этом.
Она собиралась глумиться? Натали никогда не юлила, если хотела что-то сказать, как и я. Если мы хотели что-то сказать, то просто говорили это.
Я взглянула на нее округлившимися глазами.
— Что ты имеешь в виду под «именно»?
— Не заводись. — Он подтолкнула меня босой ногой. — Я просто говорю, что ты знаешь, как работает телевидение. Ты, очевидно, очаровала продюсеров, раз они захотели, чтобы ты осталась.
— Но не настолько, чтобы быть уверенными, что я могу завоевать сердце ковбоя самостоятельно, — обратила внимание я.
Она пожала плечами.
— Ты сказала, что у вас не было никакой химии.
— У нас не было. Но почему я? — захныкала я. — Почему они не могли попросить
— Потому что они думали, что только ты сможешь хорошо сыграть. Им нужен был кто-то, кто действовал бы хитро и манипулировал, а еще был красивым и достаточно интересным, чтобы вести себя естественно и задержаться там надолго. Я думаю, это был комплимент!
Я подняла руку.
— Ой, да ладно. Там все красивые. И разве ты не слышала? Мой рот выглядит как чей-то анус.
Она пнула меня.
— Перестань, ты всегда была особенной — ты освещала комнату своим присутствием. — Она сгорбилась и состроила рожицу, исказив свои прекрасные черты лица. — Все остальные просто держаться в тени, ожидая объедки после тебя.
Я закатила глаза. Натали была прекрасной, и она знала это. У нее просто не было никакого желания выпячивать себя. В то время как я обожала косметику, она предпочитала естественность.
Я закупалась средствами для волос и сушила волосы феном, в то время как она позволяла им высыхать самостоятельно. Я могла легко — и с радостью — спустить зарплату на пару лабутенов, она копила каждый цент.
И вот поэтому у нее был свой бизнес в двадцать пять лет, а ты все еще карабкалась на вершину в двадцать семь. Ты можешь быть старшей сестрой, но у нее есть магазин, парень и квартира. Что есть у тебя?
Я уперлась локтями в спинку дивана и закатила глаза.
— Боже, Нат. Я правда облажалась. Это не привело к тому, что Скорсезе постучался в мою дверь, и я, вероятно, вызываю отвращение у всех, кого мы знаем.
— Перестань быть такой королевой драмы. Они простят тебя, когда ты сверкнешь перед ними этой привлекательной улыбкой Вишневой королевы.
— Ха. Может мне стоит найти свою корону и начать носить ее по городу? Напомнить им, что когда-то они любили меня.
— Это значит, что ты остаешься здесь насовсем?
Подняв свой напиток, я сделала небольшой глоток.
— Полагаю да, хотя я обещала маме, выехать из их гостевого домика в конце месяца.
—Значит у меня есть три недели разобраться, где я буду жить, или же переехать к ним. — Я сморщилась над бокалом. — Я такая неудачница. Переезжаю к родителям в двадцать семь.
— Ты не неудачница. Но если ты все еще хочешь быть актрисой, почему бы тебе не вернуться в Нью-Йорк и снова попытаться. Многие люди не пробиваются сразу.
Как много раз я слышала это за последние несколько лет?
Я болтала лед в бокале. Смогу ли я снова попасть на прослушивание в Нью-Йорке? Все отказы так удручали. Потом еще одинокая жизнь в городе. У Нью-Йорка нескончаемая энергия в любое время суток, в любой день недели. Когда-то я не могла дождаться, чтобы оказаться частью этого. Конечно, я все романтизировала — жизнь, которую я себе воображала включала в себя работу, которую я получала после прослушивания, что я смогла бы платить за квартиру и у меня оставалось бы много денег, чтобы потратить на обувь, кутежи и модные ночные клубы, где я бы чокалась с элитой театрального мира, каждый из которых называл друг друга «дорогой» или «дорогая», и приглашали бы меня с ними на лето в Хэмптон.