Необыкновенные приключения Карика и Вали (Художник Э. Кондиайн)
Шрифт:
Валя вывернулась из рук профессора и, вертя перед глазами корзинку-диатомею, спросила:
– Неужели вы сами сделали? Из чего это? И чем она так вкусно пахнет? Ее можно есть?
– Корзиночку нельзя, но булки, которые лежат в корзинке, можно, – сказал профессор.
– Тебе сколько? Две? Три? – спросил Карик, доставая колобки из корзиночки.
– Пять! Мне пять! – быстро ответила Валя.
Иван Гермогенович и Карик засмеялись.
– Вот это проголодалась! – сказал Карик.
– Ничего, ничего! Пусть ест как следует. Да и мы с тобою закусим заодно.
Путешественники
Валя, откусив кусочек колобка, сказала:
– Очень вкусно! – и принялась уплетать колобки.
Профессор и Карик посматривали на нее улыбаясь. Карик подмигнул Ивану Гермогеновичу и с самым невинным видом спросил:
– А это правда, что в Москве жил человек, у которого был аппетит слона?
– Не слышал, – ответил профессор.
– А я слышал. Говорят, он съедал десять тарелок супа.
– И я съела бы! – сказала Валя, запихивая в рот большой кусок колобка.
Карик подтолкнул Ивана Гермогеновича локтем:
– А на второе – пятнадцать отбивных котлет.
– И я могу пятнадцать, – сказала Валя.
– И наконец, после обеда он съедал двадцать компотов! – продолжал Карик.
– А я хоть тридцать!
Карик отодвинул от себя корзинку и вытер пальцы о лепесток.
– А потом этот человек подвязывал салфетку на грудь и говорил: «Ну, кажется, я заморил червячка, теперь, пожалуй, можно приступить и к настоящему обеду!»
– И я…
Валя протянула руку к восьмому колобку, но, дотронувшись до него, подумала немного и, тяжело вздохнув, сказала:
– Нет, я уже больше не хочу.
– Ну а теперь, – Иван Гермогенович похлопал Валю по плечу, – рассказывай, как ты ухитрилась попасть в цветок энотеры.
– А мы с Кариком вас искали… Правда, Карик?
Карик кивнул головой.
– Я ходила-ходила и вдруг захотела есть, а в лесу пахнет, как в кондитерской. Полезу, думаю, на дерево. И полезла. А там ка-ак захлопнется и не пускает. Кричала-кричала, даже уши заболели.
– И плакала, наверное?
– Немножко… А потом заснула, да так, что даже ничего во сне не видела. А потом слышу, кричат: «Валя, Валя!» Я хочу проснуться, но никак не могу!
– Ну, все хорошо, что хорошо кончается, – сказал Иван Гермогенович. – А чтобы нам опять не потерять друг друга, дайте мне слово, что теперь вы больше не отойдете от меня ни на шаг.
– Честное пионерское! – сказал Карик.
– Честное под салютом! – подняла руку Валя.
– Тогда – в поход! – весело сказал профессор. – В поход, друзья мои, в поход!
Путешественники забрали корзинки с колобками и пошли вдоль реки. К ночи они добрались до больших холмов. Здесь в какой-то норке переночевали, а утром, закусив душистыми колобками, двинулись снова в путь.
Нелегким оказалось путешествие по дорогам незнакомого мира. Они шли будто по чужой планете. Тут все было таким непохожим на тот большой мир, где они родились и выросли, что им казалось часто, будто они спят и видят непонятный, страшный сон. Пробыв в этом мире уже много дней, они так и не смогли привыкнуть к нему.
Поглядывая на четырехногих, шестиногих, восьминогих и десятиногих чудовищ, прыгающих вокруг, бегающих, летающих, Валя говорила с тоской:
– Знаешь, Карик, что я хотела бы? Увидеть самую обыкновенную собаку. С хвостом! И чтобы она лаяла. Собаки так чудесно лают, не правда ли? И хорошо бы просто ходить и не бояться, что тебя кто-нибудь съест или утащит. Ходить и слушать, как лают собаки, мяукает кошка, кричит ворона. И чтобы не слышать, как… все эти скрипят, шуршат, трещат, воют крыльями… Ой, Иван Гермогенович, смотрите, кто там ползет? Ух какой страшный!
Иван Гермогенович остановился, внимательно оглядел зеленого незнакомца и сказал спокойно:
– Ну, это мирное существо! Видите, какое оно зеленое. А все зеленые, да будет вам известно, не опасны для нас. Зеленый цвет – это же визитная карточка вегетарианцев. Он как бы говорит: «Не бойтесь! Я питаюсь растительной пищей и вместе с ней впитываю в себя зеленое красящее вещество – хлорофилл…» Зеленые нас не тронут. А вот чудовища, раскрашенные в красные, багровые, розовые цвета, могут при желании и нас попробовать.
Как-то раз, увидев гигантскую гусеницу, покрытую красными пятнами, ребята закричали, прячась за спину Ивана Гермогеновича:
– Смотрите, красное ползет! Хищное какое, смотрите!
Профессор посмотрел на гусеницу:
– Ну, эта гусеница только пугает нас.
– Как пугает?
– Очень просто. Боится, как бы ее кто не съел. Вот она и раскрасилась для устрашения всех. Ползет и как бы кричит своей раскраской: «Не подходи ко мне близко! Я очень опасная хищница! Прочь с дороги – не то я тебя съем!» Между прочим, так поступают не только насекомые, но и рыбы, птицы и пресмыкающиеся. Неядовитая змея полоз в минуты опасности начинает греметь хвостом, словно гремучая змея. А некоторые безногие ящерицы, встречаясь со своими врагами, извиваются по-змеиному и даже пытаются шипеть: «Не подходи! Укушу! Я страшно ядовитая змея!» А кусать-то и нечем. Ящерицы ведь беззубые. Что ж, каждый борется за свою жизнь, как может. Одни применяют защитную окраску, другие пугающую.
И вот что интересно: пугают чаще всего врагов самые беспомощные существа, неспособные защищаться, не умеющие быстро бегать, хорошо летать. Когда видишь на крылышках безобидной бабочки чудовищные глаза, на которые даже смотреть страшно, невольно спрашиваешь бабочку: «Ну зачем тебе такие ужасные глаза?» А для того, оказывается, чтобы бабочка могла пугать птиц, пожирающих бабочек. Ну какая же птица осмелится клюнуть бабочку с такими глазами? А вдруг такое глазастое само нападет на птицу?
Вот и гусеница эта разукрасила себя пугающими красками для спасения собственной жизни. Попробуй тронуть ее, такую страшную. Между прочим, так поступали многие племена индейцев, раскрашивая себя перед битвами черными, красными полосами. Не обращайте на нее внимания, на эту гусеницу. Для нас она не опасна.