Необыкновенный орган
Шрифт:
«певучего органа».
— По названию нашей местности Шантург или, вернее, Шанторг значит «певучий орган». Это ясно, как день.
— Разве в ваших виноградниках есть органы? — спросил я со своей обычной глупостью.
— Конечно, — ответил священник. — Они тянутся больше, чем на четверть мили.
— С трубами?
— С трубами такими же прямыми, как в твоём соборном органе.
— А кто же на них играет?
— Виноградари своими кирками.
— Кто же сделал эти органы?
— Титаны! — ответил г. Жан
— Хорошо сказано! — заметил священник, всегда восторгавшийся умом брата. — Действительно, можно подумать, что это работа титанов.
Я не знал, что органами называют также базальтовые отложения, когда они имеют правильную форму. Я понял объяснение буквально и радовался тому, что не ходил на виноградник. Всё страхи опять ко мне вернулись.
Завтрак длился бесконечно и превратился в обед, почти что в ужин. Г. Жан был в восторге от названия «певучий орган» и не переставал твердить:
— Хорошее винцо! Хорошее название! Это для меня придумано, так как я органист, и отлично придумано. Пой, винцо! Пой в моём стакане! Пой в моей голове! Я чувствую в тебе фуги и мотетты, которые польются под моими пальцами, как ты льёшься из бутылки. За твоё здоровье, брат! Да здравствуют Шантургские большие органы! Да здравствует мой маленький соборный орган, который, однако, и у меня даёт такие могучие звуки, как под рукою титана. Ба! Я тоже титан! Гений возвеличивает человека. Когда я играю «Слава в вышних», то всегда возношусь к небу.
Добрый священник совершенно искренне считал своего брата великим человеком и не упрекал его за приступ болезненного тщеславия. Он от души угощал его, и солнце уже склонялось к западу, когда меня послали седлать Биби. Не ручаюсь за то, что я в состоянии был это сделать. Гостеприимный хозяин часто подливал мне вина в стакан, а я считал долгом вежливости его осушать. К счастью, пономарь помог мне. После долгих и нежных объятий братья со слезами расстались у подножия холма. Я, шатаясь, влез на круп Биби.
— Да ты никак пьян? — воскликнул г. Жан, щекоча мне уши своим ужасным хлыстом.
Однако он меня не ударил. Рука у него была какая-то бессильная и ноги тяжёлые, так что он с трудом держался в стременах, из которых одно было почему-то короче другого. Я не помню, как прошло время до наступления ночи. Кажется, я громко храпел, но г. Жан этого не замечал. Биби держалась так рассудительно, что я не беспокоился. Она всегда запоминала дорогу, по которой ей случалось проехать хоть раз.
Я проснулся, почувствовав, что она остановилась, и, по-видимому, сразу протрезвился, так как быстро понял, что случилось. Г. Жан или вовсе не спал, или проснулся не вовремя и направил лошадь не туда, куда следовало. Послушная Биби повиновалась, но теперь она не чувствовала почвы под ногами и невольно откинулась
назад, чтобы не полететь в пропасть вместе с нами.
Спешившись, я увидел справа над собой скалу Санадуар, озарённую голубоватым светом луны. Её сестра, скала Тюильер, возвышалась слева по другую сторону разделявшей их пропасти. Вместо того чтобы ехать по верхней дороге, мы спускались по откосу.
— Вставайте, вставайте! — крикнул я учителю музыки. — Здесь нельзя проехать. Это тропинка для коз.
— Ну, вот ещё, трусишка, — ответил он неестественно громким голосом. — Разве Биби не коза?
— Нет, нет! Биби — лошадь. Что вам снится? Она не хочет и не может идти дальше.
Сделав большое усилие, я отстранил Биби от края пропасти, но она немного привстала на дыбы, и учитель вынужден был поспешно соскочить.
Он рассердился, хотя вовсе не ушибся и, забывая о том, где мы находились, стал искать хлыст, чтобы задать мне потасовку. Я не потерял присутствия духа, сам поднял хлыст и нисколько не жалея серебряного набалдашника, кинул его в пропасть.
К счастью для меня, г. Жан не заметил этого. Мысли у него всё время путались.
— А! Биби не хочет идти, — говорил он. — Биби не может идти! Биби не
коза! Ну, а я газель.
С этими словами он побежал вприпрыжку по направлению к пропасти.
Несмотря на то, что в минуты гнева он внушал мне отвращение, я пришёл в ужас и бросился вслед за ним. Однако вскоре я успокоился. Ни о какой газели не могло быть и речи. Как не похож был на это грациозное животное наш маэстро, у которого косичка с чёрной ленточкой смешно билась по плечам! В своём длиннополом сером сюртуке, нанковых панталонах и мягких сапогах он скорее напоминал ночную птицу.
Я увидел, что он поднялся выше меня. Он свернул с отвесной тропинки; у него хватило сознания не спускаться ниже. Теперь он, размахивая руками, карабкался на скалу Санадуар. Здесь склон, хотя и крутой, не представлял опасности.
Я взял Биби за повод и помог ей повернуться, что оказалось делом нелёгким. Потом я пошёл с нею по тропинке, чтобы вывести её на большую дорогу. Я надеялся встретить г. Жана, который поднимался в том же направлении. Однако я его нигде не нашёл. Тогда, предоставив Биби самой себе, я спустился по прямой линии к скале Санадуар. Луна ярко светила. Всё видно было, как днём. Мне вскоре удалось найти г. Жана, который сидел на выступе, свесив ноги, и тяжело переводил дух.
— Ага, это ты, несчастный! — сказал он. — Что ты сделал с моею лошадью?
— Вот она, ждет вас, — ответил я.
— Как? Ты её спас? Очень хорошо, мой мальчик. Но как же ты сам уцелел? После того, как мы жестоко упали?
— Да мы вовсе не падали.
— Не падали? Дурак, он даже этого не заметил! Что значит вино! О вино,
вино! Вино певучего органа, музыкальное вино! Я выпью ещё стаканчик! Налей мне. За твоё здоровье, брат! За здоровье титанов! За здоровье самого чёрта!