Неоконченное путешествие

Фосетт Перси Г.

— Вы хотите сказать, что своим клювом они могут продолбить крепкую скалу?

— Подобно тому как дятел долбит крепкое дерево, так, что ли?… Нет, я не думаю, чтобы птица могла пробить клювом крепкую скалу. Но я уверен, как и всякий, кто наблюдал этих птиц, что они знают какие-то листья, сок которых размягчает скалу, и она становится мягкой, как мокрая глина.

Я расценил эту историю как небылицу, но потом мне пришлось слышать аналогичные рассказы по всей стране, и я привожу ее здесь как нечто общеизвестное. Спустя некоторое время один англичанин, заслуживающий всяческого доверия, рассказал мне про случай, который может пролить свет на это.

— Мой племянник находился в местности Чунчо по реке Пирене в Перу. Однажды его лошадь охромела, и он оставил ее в соседней чакре, расположенной в пяти милях от его собственной, а сам пешком отправился

домой. На следующий день он пошел за своей лошадью и выбрал путь покороче, через узкую полосу леса, куда он раньше не заходил. На нем были бриджи для верховой езды, сапоги и большие шпоры — не маленькие, английского образца, а большие, мексиканские, длиной в четыре дюйма, с колесиками чуть побольше, чем монета в полкроны. Шпоры были совсем новые. Когда он с трудом продрался через густые заросли к чакре, он был поражен, увидев, что его замечательные шпоры исчезли, словно их кто-то обглодал, так что остались лишь две черные рогульки в какую-нибудь одну восьмую дюйма длиной! Он не мог понять, в чем дело, а хозяин чакры спросил его, не проходил ли он случайно через заросли растений высотой около фута, с темными красноватыми листьями. Племянник сразу вспомнил, что он действительно проходил большое пространство, сплошь заросшее такими растениями. «То-то и оно! — сказал чакареро. Они-то и съели ваши шпоры! Это то самое, чем пользовались инки, чтобы придавать форму камням. Сок листьев размягчает скалу так, что она делается, как тесто. Покажите мне, где вы видели эти растения». Они хотели отыскать то место, но не смогли обнаружить его. Не так-то легко найти свои следы в джунглях, где нет никаких троп.

Мы достигли Кобихи 23 февраля, без труда спустившись вниз по реке, вода в которой поднялась. Сезонная торговля каучуком была в разгаре. Людям не угрожал больше голод, баркасы приходили и уходили, ожидали прибытия новых судов, через таможни текли большие суммы денег. Но здесь, в Боливии, каучуковый промысел подрывался безжалостной эксплуатацией деревьев; им не давали отдохнуть. В Бразилии каждый сборщик обрабатывает три estradas, каждое дерево надрезается только раз за три дня и после десяти лет надрезки ему дается отдых на восемь лет. Было подсчитано, что от момента сбора до момента доставки в Манаус или Пару каучук теряет пятьдесят процентов своей валовой ценности; убытки несет сборщик, и тем не менее он находит свое дело выгодным, пока цены держатся высоко. При всем том жизнь сборщиков каучука необычайно трудна, мало кто из них не болеет какой-нибудь болезнью.

Его день начинается в четыре часа утра с обхода своего участка в 150 деревьев. Он укрепляет чаши на стволах деревьев, зачастую расположенных друг от друга на значительных расстояниях, если лес беден каучуковыми деревьями. Потом он должен нарубить дров для костра и собрать орехи, при сжигании которых получают белый дым, необходимый для обработки сырого каучука. Затем он снова обходит деревья и собирает каучуковое молоко, а по возвращении приступает к трудоемкому процессу обкуривания собранного молока и приготовления из него болаи; в это время одной капли дождя, упавшей в молоко, достаточно, чтобы погубить результаты целого дня работы. Помимо всего этого он должен заниматься хозяйством, охотиться, строить свой дом и ремонтировать его, делать себе лодку и перевозить каучук на пункт сбора. Дело идет к тому, что все леса страны, не затопляемые во время разливов рек, будут заселены цивилизованными людьми, а свистки локомотива и жужжание аэропланов раздадутся там, где раньше можно было слышать лишь мириады насекомых. Лес сам по себе не является источником болезней, они распространяются из мест скопления цивилизованных поселенцев, там, где грубое потворство своим желаниям влечет за собой большую часть заболеваний. Незараженные поселенцами, коренные жители обладают прекрасным здоровьем, и, разумеется, они не стали бы избирать для себя таких мест, где жить неудобно, а земля непродуктивна.

Выше Кобихи, около Порто-Карлоса, на северном берегу реки имеются выходы нефти, черной, густой, но негорючей. Где-то в районе между рекой Пурус и Чако в будущем могут быть найдены большие ее запасы [21] .

Мы жаждали новостей из внешнего мира и ожидали найти в Кобихе газеты с родины, которые пачками пересылались из Риберальты. Почта действительно пришла, но, увы, все наши газеты были съедены казенными мулами. Мне было известно, что мальтийские козлы существуют главным образом за счет бумажных остатков, но я никогда

не думал, что мулы могут пасть так низко. Мы были вынуждены принять такое объяснение. Сомневаться в правдивости почтовых служащих не приходилось, а мулы не могли опровергнуть предъявленного им обвинения.

21

В разных местах лесного района сейчас разрабатываются нефтяные месторождения, однако отсутствие транспорта является главным препятствием для их интенсивной эксплуатации. — Прим. мл. сына Фосетта.

Период вынужденного безделья и ужасно однообразного существования кончился с появлением немца Келлера, хозяина большого баркаса, прибывшего из Манауса. Он был заядлый шахматист, и большую часть времени мы проводили вместе, склонившись над шахматной доской. Келлер сказал мне, что на перевозке грузов между Манаусом и верховьями Акри можно было заработать до 24 фунтов с тонны, а вывоз каучука оплачивался по 30 фунтов за тонну. Не удивительно, что владельцы баркасов готовы были рисковать как угодно, и мостовые в разгар торгового сезона были вымощены золотом.

Глава 8

Река зла

Бателон обогнул лесистую излучину реки, и вдруг с носа лодки раздался удивленный крик. Я поднял голову. Около берега, ярдах в двухстах впереди, стоял океанский пароход.

— Идите-ка сюда! — позвал я Дэна и Чалмерса, которые о чем-то спорили между собой, сидя под навесом. — Такое вы не часто увидите.

Они вылезли на палубу и стали как вкопанные, раскрыв рты от удивления.

Это было сравнительно небольшое судно, водоизмещением, быть может, в тысячу тонн, но в эту минуту оно казалось огромнее «Мавритании», величественнее «Олимпика», так неожиданна была эта встреча. Мы едва могли поверить своим глазам. Казалось невероятным, что можно увидеть настоящий океанский пароход — судно из совершенно другого мира — здесь, в самом сердце континента, у стены первобытного леса, с одной стороны отделенное от океана подпирающими небо Кордильерами, с другой — речным путем, протяженностью в тысячу шестьсот миль! Его черный корпус и желтая закоптелая надстройка были испещрены полосами ржавчины; его борт на целые восемь футов поднимался над поверхностью воды; высокая тонкая черная труба не исторгала дыма, но воздух над ней дрожал от горячих газов, выходящих из топок. Судно стояло, слегка накренившись в сторону берега, так что клотики его невысоких мачт почти касались густой листвы деревьев, росших у самой воды.

Проплывая мимо, мы прочли на носу судна его название — «Антонина», выведенное потускневшими буквами. На палубу ниже капитанского мостика вышел полуголый стюард, вылил за борт ведро помоев и, завидя лодку, выпрямился, разглядывая нас; это был маленький человек с копной волос цвета пакли, впалой грудью и узкими плечами. Больше на корабле никого не было видно, не

было заметно и движения на берегу, но, правда, в это время европейцы обычно завтракают. Грязные парусиновые виндзейлеры были натянуты над вентиляторами котельного отделения, а из открытых люков торчали воздухозаборники. На корме мы снова увидели надпись «Антонина, Гамбург», а внизу показалась лопасть единственного винта.

— Ха! — воскликнул Дэн. — Как насчет того, чтоб подняться на борт и выпить пива? Держу пари, у них есть настоящее немецкое пиво, свежее, прямо из бочки.

Но было уже поздно. Течение пронесло нас мимо судна, а возвращаться было трудно. Нам следовало подумать об этом раньше, вместо того чтобы стоять дураками и глазеть на пароход!

— Интересно, что они тут делают? — пробормотал Чалмерс.

— Каучук, — сказал Дэн. — Они пришли за каучуком. Возможно, привезли с собой машины и контрабанду. Подумать только — в такую даль на таком судне!

Эта встреча поразила и меня. Пароходы еще показывались от случая к случаю на Мадейре, но никто из нас не ожидал увидеть пароход на Акри. Его присутствие доказывало, что река судоходна, во всяком случае до этого места.

Мы находились в нескольких милях от Шапури — самого южного бразильского селения на Акри. Покинув Кобиху, мы вступили на бразильскую территориию и сразу ощутили разницу по сравнению с Боливией — барраки были в прекрасном состоянии, дома построены прочно, владельцы их преуспевали. После Кобихи Шапури казался роскошным местом, ибо мог похвастаться отелем — своеобразным, конечно, день пребывания в котором стоил четырнадцать шиллингов, включая услуги, что ввиду цен, существовавших на реках, было отнюдь не слишком дорого.