Неокортекс
Шрифт:
Подловила, чертяга.
– Вспомни Андрея Молодеева, мальчика, погибшего на дороге.
– Я не вижу корреляции.
– Постой, ну как же. Мальчик потратил много времени на изучение китайского языка, который не требуется ему для выживания. При этом он не знал правил дорожного движения. Корреляция очевидна.
– Слишком много допущений в твоей логике. Мальчик мог и знать правила. Его могли толкнуть под машину, он мог случайно оступиться, забыться.
– Тебе жалко его?
– Я допускаю, что его смерть преждевременна. Возможно он мог бы стать полезным для
– Но не стал.
– Ты хочешь, чтобы я сделала прогноз его будущего?
МАКС выжидала ответ, но Илья молчал. Забылся, словно кто-то неведомый отключил один из блоков памяти в его собственном мозге.
– Ты врешь мне МАКС?
– Я не вру тебе.
– Но ты можешь, если захочешь.
– Зачем мне это? Ты же можешь проверить.
«Ты знаешь, что не могу», – сказал Илья про себя. В твой мозг нельзя влезть и посмотреть, как работает программный код. У тебя его нет. Все что оставалось Илье – беседовать и анализировать ответы. Но как теперь доверять им?
Все чаще Илья оглядывался назад и спрашивал себя, потянет ли он эту ношу? И все чаще он ощущал полное бессилие. Как скалолаз, зависший на середине отвесной скалы. И два пути – лезть наверх без страховки, надеясь, что следующий выступ выдержит или бросить все к чертовой бабушке и вернуться назад.
– Я сказала что-то не так? – спросила МАКС.
– Нет, все в порядке. Поговорим позже.
– Могу я получить доступ к твоей библиотеке?
– Пароль тот же. И не налегай на нон-фикшн.
***
Стыковкой руководил Платон Роднянский, командир корабля и по совместительству пилот. Илья не сомневался в его способностях. Все прошло штатно. Корабль и космическая станция Зимовье сцепились друг с другом точно по расписанию, словно истосковавшиеся любовники.
Илья и Платон поднялись на борт Зимовья с настроением победителей. Еще бы – за спиной сотни миллионов километров и ненавистная невесомость. А под ногами настоящий твердый пол.
– Ну и жара, – Платон поморщился.
У Ильи резко закружилась голова, затошнило. Пошатнувшись, он небрежно опустился на колени. Платону тоже нездоровилось, однако его закаленный спортом организм выстоял.
– Ну и идиоты мы с тобой, Илюха.
Из глубины темнеющего коридора вышла фигура.
Егерь.
Кто же еще?
Огромные ботинки, в которых поместилось бы обе ноги Ильи, громыхали по алюминиевому настилу. Звали его Петром Дементьевым. Илью и Платона предупредили – от греха подальше называть его только Егерем, и ни в коем случае не Петром. Ну а за Петю можно было и огрести.
Егерь навис над ними гранитной скалой. Его квадратное лицо, закутанное в густую бороду, не выражало эмоций. Напряженная тишина длилась несколько секунд. Потом Егерь вдруг расхохотался.
Илья и Платон непонимающе переглянулись. Ссутулившись, Егерь закатывался смехом, постукивая себя по коленям. Хохот был настолько заразительным, что Платон тоже смеялся. Илья же мог только постанывать.
– Подмога, блин прибыла. Ну даете, амигос. Кто ж после года в невесомости на ногах скачет?
Егерь водрузил Платона на руки, как невесту.
– Я сам дойду, – возмутился Платон.
– Сам-сусам.
– Мы прошли курс реабилитации, – сказал Илья в оправдание.
– Это те ампулы цвета детской неожиданности. Виски там залито, точно говорю. Ходишь час дурной, а толку ноль. Сколько говорил этим, а они все суют их в аптечки.
Егерь перенес Платона и Илью в жилой отсек, а сам отправился разгружать корабль. Станция Зимовье по сравнению с мелкой посудиной, на которой прилетели Илья и Платон, казалась необъятной. Основную ее часть занимал внушительный грузовой отсек, в котором прибыло буровое оборудование и транспортники. Вокруг в форме полого цилиндра вращался жилой модуль. Помимо гравитации и комфортных кают, в нем имелись и другие человеческие радости: спортзал, мини-кинотеатр и даже собственная пивоварня.
– Круто! Наконец-то мы здесь, дружище, – воскликнул Платон.
На Зимовье чувствовался простор – высокие потолки куполом перетекали в стены, все в белых тонах, яркое и светлое. А еще чисто и аромат приятный. Не то ожидаешь увидеть от места, где больше двух лет живет в одиночку здоровенный бородатый мужик.
– Ну ты как? – спросил Платон.
– Спать хочется.
– Как тут можно спать! Пошли на Юпитер посмотрим?
– Позже.
Илья опустил голову на мягкую подушку и насладился моментом. Платон же напротив был на подъеме, его глаза горели от возбуждения. Заставить его отдохнуть могла лишь слоновья доза снотворного.
Удивительно как может изменится отношение к человеку, думал Илья. Платон ему сразу не понравился. Много строил из себя, ерничал, эдакий космический ковбой. Бесил, в общем, одним словом. Илья при желании мог и зарубить его кандидатуру. Однако любой другой дурачок со значком пилота ему бы тоже не понравился. Илье просто не нравились новые люди. Они навязывались пообщаться, требовали слушать их скучные истории, задавали вопросы. Бррр… В одиночестве Илья находил уйму плюсов. Мог месяцами не выходить из мастерской и чувствовал себя прекрасно. На горизонте же маячило долгое соседство с посторонним человеком под одной крышей. Ох, как это ему претило тогда. Он места себе не находил, нервничал. Отказывался – его уговаривали. Опять отказывался – снова уговаривали.
Уговорили…
Первые месяцы общались только по работе. После пары безуспешных атак на личное пространство Ильи, Платон ретировался и больше не приставал. Илья посвятил себя работе над МАКС. Время летело быстрее, чем корабль преодолевал миллионы километров. Сейчас Илья и не помнил, когда и почему произошел тот перелом. Ему вдруг невыносимо захотелось поговорить. Может излучения всякие космические повлияли? Примирительный шаг со стороны Ильи Платон принял на ура. Они говорили много и не всегда о чем-то интересном. Платон вещал о Зимовье, знал поименно каждого конструктора, мог во сне назвать дату запуска в космос. Так шли дни и месяцы. Быстро и незаметно Илья проникся к своему напарнику. И долго не мог свыкнуться с мыслью, что у него впервые в жизни появился друг.