Неорационализм

Воин Александр Миронович

Теперь поясню, что я имею в виду под более или менее формальным определением понятия. Как было сказано во введении, понятия возникают сначала как подсознательные обобщения чувственного опыта и лишь затем они осознаются и получают определение. Первоначальными и наименее формальными и точными определениями являются слова-наименования: деревья, кусты, свобода, справедливость и т.д. Почему они не точны?

Подсознательное обобщение чувственного опыта, которое ведет к появлению понятий, является индивидуальным процессом. Но слова-наименования появляются исключительно в общении между людьми и для этого общения они изначально и предназначены. Поэтому, когда человек впервые употребил слово «дерево», то он, безусловно, не разговаривал сам с собой, он, безусловно, аппелировал к кому-то и хотел при этом быть правильно понятым. Но в этот воображаемый первый раз его слушатели не могли его понять сколь либо точно, даже если он при этом ткнул

пальцем

в некое дерево для иллюстрации. Это потому, что они не могли знать имеет ли он в виду деревья вообще или некоторый сорт их или только то дерево, на которое он указывает, или наоборот, вообще все растения. Для того чтобы пояснить своим слушателям, что он имеет в виду, он должен был бы развить иллюстративную часть: показывая пальцем на различные деревья, повторить слово «дерево» и показывая на траву, небо и т. п. провозглашать: «не дерево». Мы не знаем таким ли образом появилось впервые слово дерево, но ясно, что в продолжении многих веков посредством коммуникации каждый привел свое индивидуальное понимание слова дерево в соответствие с пониманием других людей, так что сегодня никто под понятием «дерево» не имеет в виду только яблоневые деревья или с другой стороны не распространяет это понятие, скажем, и на траву. Но также и сегодня, хотя границы понятия «дерево», в его общепринятом употреблении, являются более определенными в сравнении с периодом сразу после его озникновения, они все равно не являются формально строгими и точными и существуют растения, которые одни люди будут называть деревьями, а другие кустами или даже травой. Тем более это относится к таким понятиям как «свобода» или «справедливость». И это то, что я имел в виду под не формальностью и не строгостью определения понятий посредством слов-наименований.

Более строгой, чем слова-наименования формой определения понятий является определение одних понятий через другие. Например: твердое тело — это такое тело, которое не изменяет своей формы при отсутствии внешних воздействий. Здесь понятие «твердое тело» выражается через понятие «форма» и «воздействие». Эти последние, в свою очередь, можно также выразить через другие понятия и т. д. Очевидно, что этот способ определения, в конечном счете, также сводится к словам-наименованиям, но он позволяет нам выразить вновь вводимые понятия через те, что уже прошли процесс «притирки» в длительном употреблении и таким образом стали более однозначными в восприятии разных людей. Он позволяет нам уточнить и те понятия, которые уже находятся в широком употреблении, но смысл их в этом употреблении варьируется, а мы хотим, чтобы в нашем контексте (модели) он был более узок и строг. Тем не менее, очевидно, что и на этом пути мы не можем достичь абсолютной строгости и днозначности определений.

Существует и абсолютно точный и формально строгий способ определения понятий, а именно, аксиоматический. Наиболее известным примером его служат аксиомы геометрии Евклида. Евклид не дает определения понятий точки и прямой линии через посредство других понятий. Конечно слова «точка» и «прямая линия» это слова-наименования и в таком качестве являются и определениями, к тому же хорошо отшлифованными в употреблении. Однако, как было сказано, они не могут

служить абсолютно строгими и однозначными определениями. Последнего евклидова геометрия достигает через посредство аксиом, например: «Через любые две точки можно провести одну и только одну прямую» и т.п. Эти аксиомы, кстати, служат и фундаментальными законами в евклидовой геометрии, откуда просматривается связь между базисными понятиями модели и ее фундаментальными законами, но об этом подробнее позже. Здесь же необходимо заметить, что абсолютно строгое и точное аксиоматическое определение понятий годится лишь для абстрактных объектов, которыми оперирует математика. При переходе же к объектам реальности, для достижения и здесь однозначнос¬ти и точности мы должны дополнить аксиоматический метод еще одним приемом. Как именно, будет показано в

дальнейшем.

Теперь поясню, что я имею в виду под фундаментальными законами модели. Выше мы уже коснулись одного примера их: аксиомы евклидовой геометрии. В естественных науках примерами фундаментальных законов могут служить законы Ньютона в классической механике, законы Гей Люсака и Бойля-Мариота в классической теории газов и т. д. В гуманитарных науках на сегодня не принято вычленять в явном виде фундаментальные законы, но это не значит, что этого нельзя сделать при желании. Скажем, можно рассмотреть общественные условия, которые должны приводить к взрыву в обществе, будь то революция или бунт и эту связь между упомянутыми условиями и вызываемым ими взрывом принять за фундаментальный закон развития общества для модели исторической или футорологической, объясняя с помощью его и других таких же различные события истории прошлого или предсказывая их в будущем.

Как уже было сказано, существует связь между определением исходных понятий и фундаментальными законами модели. Связь эта очевидна в случае аксиом геометрии Евклида, когда определение понятий «точка» и «прямая ли¬ния» как раз и дается через посредство аксиом — они же фундаментальные законы. Но и в случае менее формальных определений ее также можно обнаружить. Так,

например, если из выше упомянутого определения твердого тела: «твердое тело это такой объект, который не изменяет его формы при отсутствии внешних воздействий» мы опустим «это такой объект, который», то получим утверждение, которое является фундаментальным законом в теории твердых тел.

Эта связь между фундаментальными законами модели и определением ее исходных понятий очень важна и в частности объясняет, почему процесс развития знания (ерistemiс аscent) не может осуществляться так, как это представляют философы упомянутой во введении школы «современных теорий познания». А именно она объясняет, почему при обнаружении противоречия между выводами из некой теории и новыми фактическими данными не происходит раз¬мыкания логических цепочек посредине. (За исключением, естественно, случая, когда есть ошибка в логике, но

это тривиально). Это потому, что мы получаем выводы в модели из совокупности фундаментальных законов ее, а ни один из них мы не можем изменить не меняя определение исходных понятий. То есть, устранение упомянутых противоречий может достигаться только изменением модели на уровне исходных понятий.

Как же происходит процесс развития знания (ерistemic ascent) в

действительности? Сначала на основе непрерывного потока ощущений возникают понятия, как ощущение об¬щих свойств некого множества объектов действительности или как сами эти общие свойства. Затем эти ощущения осознаются и понятиям дается определение или в словах-наименованиях или более развернутые.

Далее формируются фундаментальные законы модели и одновременно, как правило, уточняется и устрожается определение исходных понятий. Затем на основе фундаменталных законов с помощью логики и математики строятся теоремы, заключения и выводы, т. е. все здание модели. Эти последние непрерывно проверяются на уже существующем фактическом материале и на вновь поступающем. Когда появляется факт или факты, противоречащие какому-либо выводу из модели, происходит уточнение модели с изменением одного или нескольких исходных понятий или построение новой модели. Разумеется, параллельно идет построение многих моделей, описывающих разные сферы действительности, причем на определенном этапе

возможно или бывает необходимо построение новых моделей, охватывающих полностью или частично область действия нескольких предыдущих.

Заканчивая описание познавательного процесса, я должен отметить, что конечно, не всякая теория, гипотеза, научная дисциплина и тем более

индивидуальное знание, базирующееся на личном опыте или усвоенной информации, имеют законченную и выраженную вышеприведенную форму модели. Возьмем, скажем, естествознание до дарвинского и даже до ламарковского периода, когда оно занималось лишь описанием видов животных и растений, сортировкой и классификацией их. Здесь мы можем найти лишь один из модельных элементов, а именно понятия: виды, классы животных и растений и т.п. Вместе с введением упомянутых понятий здесь дается также описание их свойств: внешних и внутренних особенностей вида, поведенческих характеристик, способов питания и т. п. Но пока еще нет фундаментальных законов, связывающих эти понятия между собой или с другими, ни тем более сложных систем выводов из них. Но как только человечество начинает задаваться вопросами о процессах текущих в этой же самой области, процессах ли нормального функционирования особей вида или процессах, приведших к появлению существующих видов, появляются и фундаментальные законы и выводы из них, т. е. появляются уже модели. Причем модели разные для разных процессов текущих в той же области. Для описания процессов нормального функционирования живого организма того или иного вида, строятся физиологические модели, для процесса происхождения видов — эволюционные и. т. д. Так, например, дарвинская модель эволюции базируется на постулатах о случайной изменяемости признаков у отдельных особей вида, и закреплении новых признаков через посредство естественного отбора. Берговская модель эволюции исходит из запрограмированности появления новых признаков, хотя не отрицает естественного отбора и т.д. То есть, мы приходим к тому, что сказано в начале этой главы: в конечном счете, процесс познания и в этих случаях реализуется через модели вышеописанной структуры. Несколько сложнее дело выглядит в случае с гуманитарными науками, поскольку там на сегодня не принято выделять модельную структуру. Но как уже было показано, мы всегда можем сделать это, если пожелаем. При этом нужно учесть, что в гуманитарных науках, как и в естествознании могут быть фазы описательные, ну, скажем, в исторических летописях, но как только историки задаются вопросами, почему произошли те или иные исторические события, и отве¬чают на них, мы можем вычленить уже всю модельную структуру. И, наконец, я допускаю, что есть и какие-то такие виды знания и, следовательно, познания, которые никак не соответствуют предлагаемому описанию процесса познания. Но с точки зрения ответа на вышеупомянутые фундаментальные вопросы теории познания, в частности, в какой, степени мы можем полагаться на наше познание в жизни индивидуальной и общества, и, учитывая, что подавляющее большинство знания носит, как показано, модельный характер, это допущение не имеет значения для дальнейшего.