Неоспоримая. Я куплю тебе новую жизнь
Шрифт:
Кто имеет право так говорить?
Кто? Никто!
– Спасибо, что заехал, Егор, – поблагодарила баба Шура, забирая пакет с лекарствами из рук внука. – А то Гриша взял выходной, а у меня все закончилось. Погода еще меняется и давление скачет. Нет сил уже, – сетовала она.
Егор присел на стул и на автомате посмотрел в окно. Погода и правда удивляла. Вчера весь день моросил противный мелкий дождь. А сегодня вовсю светило яркое солнце и было не по-весеннему тепло. Только небольшие лужи где-нигде напоминали о вчерашнем ненастье.
– Как дела? – начала баба Шура с традиционного вопроса.
– В среднем по району, – сухо отчитался Егор.
Александра Михайловна неопределенно хмыкнула.
– И то хорошо. Есть будешь? – спросила она, ставя чайник на плиту.
– Перекушу, – кивнул Егор, взглянув на бабушку.
Выставила на стол блюдо с пирогами, вазочки с медом и сметаной, но сама садиться не спешила. Суетливо мельтешила на просторной кухне, совершая спешные и беспорядочные действия.
– Я, ведь, с тобой поговорить хотела. О Стасе, – не оборачиваясь, сказала баба Шура.
– Что не так? – напрягся Аравин.
Меньше недели прошло с тех пор, как он видел девчонку. Неужели успела что-то натворить? Каждый день созванивался с ней. Был в курсе: что делает, куда ходит, где бывает и во сколько возвращается. Стася делилась неохотно. Чаще всего недовольно бубнила в трубку. Но четко знал, что не врет. Почему-то очень хорошо чувствовал ее. Отчетливо мог представить какое у нее выражение лица. Буквально «видел», как закатывает глаза и искривляет губы, когда ей не нравилось то, что он говорит.
– Да, все так. Просто… – обернулась к нему бабушка. – Резко ты с ней.
Вскипевший на плите чайник прервал едва начавшийся разговор громким и требовательным свистом. Невольно оба, и баба Шура и Егор, отвлеклись и замолчали. Александра Михайловна разлила чай по чашкам и наконец уселась напротив внука.
– Нельзя так категорично. Помягче нужно.
– Ты про бокс, что ли? – застыл с полной ложкой сахара у самого края большой парующей чашки.
– О нем.
– И не думай! – отрезал Егор. Ухнул белый песок в чашку и громко заколотил ложкой, размешивая. – Даже говорить об этом не хочу!
– Королобый! – одарила привычным существительным баба Шура. И глянула возмущенно. – У девочки такой возраст сложный. Запреты, они хуже вседозволенности сейчас. Ты знаешь, я сама на распутье. Не хочу пускать! Не хочу, чтобы ходила в эту секцию! Но сердцем сомневаюсь… До вранья дошло. Свободу свою отстаивает! А что дальше??? Да пускай ходит, – в сердцах тяжело махнула рукой. – Авось, ей это быстро надоест. Господь, помогай! Растет она… Скоро совсем девкой станет. Тогда и другие интересы появятся: платья, дискотеки, свидания… Ух, Боже милосердный! – перекрестилась. – Не знаю, что и хуже. А вот если мы все запрещать будем?..
– Ты не до конца понимаешь, что такое бокс. Это не игра! Нельзя заниматься несерьезно. Ты либо в нем, либо нет! Это всегда риск. Тем более, она девчонка.
– В данном случае ты преувеличиваешь. Я говорила с ее тренером. Они там постоянно в этих… касках, что ли…
– Шлемах, – машинально поправил Егор.
– Да, шлемах. Есть определенные правила и…
– Баб Шура, – нетерпеливо перебил он. Посмотрел снисходительно, мол «я тебя умоляю». – В боксе адреналин взрывает башню так высоко, что очень трудно сохранить разумное мышление и можно такого натворить… И никакие правила, нихр*на не остановят. Это доли секунды, пару ударов сердца и все.
– Эй, послушай же меня! – упрямо взывала к внуку баба Шура, отмахнув собственное тревожное чувство. – Эта секция не готовит профессиональных спортсменов. Там подобной агрессии просто нет. Я наблюдала, как дети тренируются. Они там в основном скачут, отжимаются и машут около мешка этого. Сплошь малолетняя шантрапа… Большинство меньше Стаси.
Егор замолчал. Пить чай расхотелось. Чашка так и осталась полной.
Почему он постоянно должен решать, что будет лучше для совершенно чужой ему девчонки? Чересчур часто о ней думает. Больше положенного. Слишком много мыслей. Слишком много ее стало.
– Ты должен хорошо понимать к чему приводят запреты в таком возрасте, – дожимала баба Шура.
Егор, не стесняясь, грубо выругался.
– Почему бы тебе не взять ее в свой клуб? – осторожно предложила Александра Михайловна, никак не реагируя на матерщину внука. – Под присмотр.
– Ты совсем издеваешься?! – стиснул зубы до скрежета. – Только этого мне не хватало!
– Ладно-ладно. Пускай остается в своем клубе, – женщина поднялась и стала у плиты.
Поговорили называется. Вроде и согласия не давал, а баба Шура уже итог подвела. Хотел еще что-то сказать, но пока подбирал слова помягче, неожиданно со стороны холла раздался заливистый смех и громкий писк.
– Стаська, – пояснила баба Шура, неопределенно махнув поварешкой.
– Держи его, – смеясь, обращалась девочка к неизвестному собеседнику. – Да держи же, – снова короткий писк и звонкий смех.
– Парнишка Соколовских ей котенка принес. Артемка. Толковый парень. Дружат они со Стасей. Марина, мамаша его, в сорок лет рожать второго ребенка решила. Ей даже больше сорока… Наверное, сорок три… или сорок четыре… А не суть важно. Дочку она захотела. А кота этого велела выбросить вон. Какой-то там заразы боится. И сама же этого кота покупала с месяц назад. Непостоянная…
Аравин никак не отреагировал на подробный пересказ бабушки. Бессознательно продолжал прислушиваться к происходящему в холле.
– Он мне всю руку уже исцарапал, – приглушенный голос парня. – Может, он у деда валерьянки нализался.
Стася снова засмеялась, и этот смех для Аравина оказался необычайно приятным. Сердце заколотилось, а реакции вдруг стали какими-то заторможенными. Потяжелевшие веки двигались необычайно медленно, пока мозг переваривал непонятное состояние. А мыслей не было. Сидел будто оглушенный. Раньше подобное состояние могло вызвать только изрядное количество алкоголя.