Неосторожный шаг
Шрифт:
— О, какая прелесть! Действительно прелесть. — Когда стих звук мотора, Элизабет импульсивно повернулась к нему. — В каком чудесном месте вы живете!
— Да, это правда. — Его темные глаза внимательно наблюдали за ней, тогда как на губах, в ответ на искреннюю похвалу его дома, появилась теплая улыбка. — Конечно, это не то, что наш замок, но мне нравится.
— Что вы, это гораздо лучше, чем замок! — Она сказала не подумав и густо покраснела, осознав возможный подтекст своих слов. — Не в том смысле, что дом ваших родителей некрасивый, —
— Я знаю, что вы хотите сказать. — Он прервал поток ее оправданий, кивнув в ответ и жестом легкого упрека приложив палец к ее губам. — Я полностью согласен. Теперь пойдем и посмотрим, что внутри.
Несколько гусей двинулись вразвалку в их сторону, громким гоготом выражая возмущение тем, что был нарушен их ночной покой. И хотя Элизабет взвизгнула при их приближении, они только посмотрели на нее, перед тем как снова сбиться в кучу, продолжая при этом шуметь, словно старые сварливые женщины.
— Откуда здесь утки и гуси? — с удивлением спросила она Филиппа, когда они подходили к старой, скрепленной скобами деревянной двери.
— Первоначально они перешли ко мне вместе с домом при его покупке, а затем я обнаружил, мне нравится их присутствие, — охотно пояснил он. — Мой стиль жизни не способствует тому, чтобы обзаводиться домашними животными, — иногда я не бываю дома по несколько дней кряду, — но они выживают здесь, имея пруд и еду, которую я оставляю для них. Женщина из ближайшей деревни дважды в неделю приходит убраться и присмотреть за порядком, но в остальном я управляюсь сам.
— Понимаю. — Она не спросила, что является причиной его частых отлучек — бизнес или дела иного свойства, так как боялась ответа.
Они вошли в дом. Ее глазам предстали простые беленые стены, увешанные великолепными картинами, балочные потолки. Розовый ковер покрывал полы всех комнат нижнего этажа, обставленных старинной мебелью из темного дерева. Огромная кухня была выдержана в стиле «ретро» и в то же время снабжена всеми современными удобствами — вплоть до большой посудомоечной машины, скрытой за резными деревянными дверцами.
Интерьер составлял единое и гармоничное целое с наружным обликом дома. Здесь царил безмятежный покой. Элизабет ожидала увидеть жилище Филиппа ультрасовременным пристанищем холостяка или это могли быть апартаменты в духе ночного клуба. Но мирный старый фермерский дом с его атмосферой спокойствия поразил Элизабет до глубины души. Однако, какое ей дело до того, как он живет! Какое ей дело до него самого!
— Вы опять хмуритесь, — разочарованно протянул Филипп. — Я собирался показать вам спальни, но, учитывая столь свирепое выражение на вашем лице, это, возможно, не самая лучшая идея?
— Я не хмурюсь. Ваш дом чудесный, сплошное очарование, и я хотела бы посмотреть комнаты наверху, если вас не затруднит.
— Что вас огорчает? — Он не двинулся с места, пока она медленно шла к лестнице.
— Ничего. Я уже говорила. — Элизабет повернулась и посмотрела ему в лицо, стараясь улыбаться и говорить непринужденно.
— Этот дом не соответствует тому, что вы ожидали увидеть? — спросил Филипп, уже в который раз показывая свою пугающую проницательность. — Вы ожидали чего-то менее… гармоничного?
— Вовсе нет. — Она никогда не умела лгать, и это было тем более трудно под его пристальным взглядом.
— Не думаю, что вы говорите правду, но, как вы сказали мне однажды по другому поводу, ваши мысли принадлежат только вам. — Он приблизился к ней, все еще стоявшей в замешательстве, обнял за талию и, ласково заглянув в лицо, произнес: — Для такого маленького создания сердце и ум поистине железные, не так ли?
— Нет…
— Нет да. — Когда она попыталась выскользнуть из его объятий, они стали еще более крепкими. — Железные. — В его глазах разгорался огонь. — Когда я впервые увидел вас в дверях лондонской квартиры Джулии, то вы показались мне хрупкой маленькой девочкой — юной и до странности невинной, хотя я думал тогда, что именно вы жена моего брата. А потом… потом я узнал, что вы сестра, притом старшая сестра Джулии — сила, с которой считаются в мире телевидения, женщина энергичная и честолюбивая…
— Филипп… — Он проигнорировал ее протест, как будто она вовсе ничего не сказала. Его голос был по-прежнему тихим и серьезным, но в нем появились нотки, наводившие на нее слабость и истому.
— Карьеристка, черствая и бездушная. Но почти сразу же эта иллюзия рассеивается, и я вижу тигрицу, которая яростно защищает свое чадо — в данном случае сестру. Выясняется, сколь многим вы пожертвовали ради сестры после смерти родителей, хотя никто не осудил бы вас, если бы вы продолжили образование, чтобы сперва самой встать на ноги.
— Послушайте, все это уже в прошлом. Мы пойдем наверх? Я хочу сказать… Вы собирались показать мне оставшуюся часть дома, — пробормотала запинаясь Элизабет, так как его близость уже мутила ее рассудок и лишала самообладания.
— А затем, в доме моих родителей, я вижу вас в образе холодной старой девы, чопорной англичанки — презрительной, высокомерной и гордой.
— Филипп, пожалуйста…
— И как раз тогда, когда я решил было, что вы действительно холодная и недоступная, какой хотели казаться, я узнаю, что вы были замужем и уже успели овдоветь, что вы любили мужчину и согласились подчинить ему свою жизнь…
— Филипп! — Теперь она все же вырвалась из его объятий, ее лицо пылало. — Да, я была замужем за Джоном Макафи и моя фамилия Макафи.
— А теперь я вижу, что это хрупкое создание, этот блуждающий огонек, который как метеор ворвался в мою жизнь, предстает еще одной стороной своей натуры — страстной, пылкой, неистовой и при этом страдающей…
— Я не хочу продолжать этот разговор, Филипп! — На сей раз она все же заставила его на минуту замолчать.
— А Робер? Возможно, он тот тип мужчины, с которым вы стали бы обсуждать такие вещи? — спросил он строго.