Неотразимое чудовище (сборник)
Шрифт:
— Нет, — я затрясла головой с такой интенсивностью, что сама испугалась. Вдруг да оторвется? — Мне надо узнать адрес. Только адрес! Там нуждаются в нашей помощи! Очень-очень нуждаются, Андрей!
— Позвони в справочную, — посоветовал мой босс, иронически посмеиваясь.
— Не пойдет, — отмахнулась я. — Мне позарез нужна Людмила!
— Какая Людмила? — удивленно приподнял брови Лариков.
— Следователь у Ванцова.
— Так, — протянул Лариков. — Я понял. Ты же была у рыжего. Как я сразу не сообразил! И твердо решила отбить у него кусочек хлеба, да, моя радость? Нет уж, милочка, не дождешься! Я не встану на пути у Ванцова, потому что он, как танк — не отпрыгнешь вовремя, раздавит! Найди себе другое развлечение!
— Андрей! — взмолилась я. — Они же его засудят! А он не виновен!
— О боже! Ужель господь наконец-то внял моим молитвам и решил избавить нас от Ванцова? — воскликнул Лариков. — Не буду я ему помогать! Пусть судят себе на здоровье, давно пора! По крайней мере, моя жизнь станет чуть спокойнее. Одним нахальным типом среди знакомых меньше…
— Да не Ванцова, — поморщилась я. — Совсем другого человека! Андрюша, позвони этой Людмиле. Она мне очень нужна! Договорись с ней о встрече — и все. Больше от тебя ничего не потребуется! Я все беру на себя.
— Нет, — строго сказал Ларчик. — Сначала скажи, кто так ранил твое жалостливое сердце, что ты растаяла, как сосулька на весеннем солнце, и готова сразиться с этим драконообразным Ванцовым? Признавайся!
Я не спешила с признаниями. Опыт всей моей жизни показывал, что признания не всегда полезны. Иногда куда правильнее затаить истинные чувства.
— Ну-с? — грозно сдвинул он брови. — Колись. Все равно придется. Кто разбудил в твоем сердце чувство пламенной справедливости, доселе мирно дремавшее?
— Воронцов, — тихо сказала я. — Игорь Воронцов.
Он очень долго смотрел на меня, жалостливо так, как на смертельно больного человека. Потом открыл было рот, но ничего не сказал, только махнул рукой.
— Что, ты тоже считаешь, что Воронцов убил Тумановскую, да? — спросила я.
— Улики есть улики, — пробормотал он. — Против лома нет приема. Если человек сидит на полу перед трупом своей жены и сжимает в руках топор, которым только что раскроил ей череп, и при этом никто из него не может вытянуть ни слова, что ты еще будешь думать?
— От противного, — ответила я.
— То есть?
— То есть я подумаю, что, например, он пришел и застал эту ужасную картину. Топор лежал рядом. Дальше потрясение. Шок. Он не хочет говорить. Есть еще чувство подсознательной вины, — предположим, он считает, что, если бы он находился дома, его жена была бы жива. Поэтому он взял это преступление на себя. Мало ли, почему человек молчит?
— Он не производит впечатление человека, который находится в шоковом состоянии.
— Ты что, Лариков, новый Эрих Фромм? Как ты можешь определить психическое состояние человека?
— А его не я определял. Это заключение судебного психиатра. У Воронцова все в порядке с психикой.
— Просто он молчит, — кивнула я.
— Не надо иронизировать!
— Я не иронизирую. Мне непонятна позиция этого судебного психиатра. Человек только что пережил состояние аффекта…
— Не было никакого аффекта!
— Тогда мы имеем дело с гнусным чудовищем, хладнокровно убившим собственную и — что немаловажно! — любимую жену и не испытавшим при этом никаких потрясений и изменений в психике? Прости, мне Воронцов совсем не показался чудовищем. А глаза у него больные. Хотя я не психиатр. Может, я чего не понимаю, но у меня создалось впечатление, что он просто больше не хочет жить. Этот человек несчастен. И нуждается в помощи.
— Саш, я понимаю тебя. Воронцов обаятелен. Воронцов красив…
— Да пошел бы ты, Лариков! — заорала я. — При чем тут это? Я что, напоминаю вам всем девицу, которая спит и видит нового кавалера? У меня на Сережку-то времени и сил не хватает, а вы все сходите с ума, считая мое желание вмешаться и чем-то помочь элементарными «бабскими» чувствами!
— Не надо так размахивать руками, — попросил Лариков. — Ты сразу становишься похожей на ветряную мельницу!
— А вы с Ванцовым похожи на…
Я задумалась о том, на кого они похожи.
— На двух занудных стариканов. Из «Маппет-шоу», — наконец решила я. — Тебе так трудно попросить Люду о встрече?
— Нет, нетрудно. Просто я не желаю влезать в это дело и тебе не советую.
— Я выслушала твой совет, но у меня есть право соображать самой, — кивнула я. — Звони.
Он вздохнул и посмотрел на меня с такой тоской, что мое сердце дрогнуло, но я сцепила зубы.
Встретив в моих глазах только холод, он набрал номер и попросил Люду к телефону.
Потом протянул мне трубку.
— Пожалуйста, детектив Данич!
— Спасибо, детектив Лариков, — растянула я губы в «американском чизе».
Что ж, моя «карта» пока говорила мне, что я должна попытаться выяснить, что произошло с Машей Тумановской. Ведь я загадала, если Лариков дозвонится до Люды с первого раза, — значит, наша с Воронцовым встреча действительно судьбоносна.
Он дозвонился. С первого раза.
Мало того, ему несказанно повезло. Ванцова в кабинете не оказалось, и трубку сразу взяла Людмила.
Он передал трубку мне.
— Знаешь, Данич, договаривайся сама.
Я кивнула. Мужчинам ведь зачастую недостает душевной тонкости, разве нет?
— Люда? Это Александра Данич. Я сегодня заходила к Ванцову.
Она молчала, потом нерешительно произнесла:
— Да, я вас вспомнила.
— Люда, мне очень нужно с вами поговорить. Когда мы сможем увидеться?
— Надо полагать, что наша встреча должна остаться тайной для Ванцова, — догадалась Люда.